2.4.1. НКВД и другие репрессивные органы Смоленщины 1930-х гг.'
В середине и во второй половине 1930-х гг. на территории Смоленщины действовали различные судебные органы, занимавшиеся рассмотрением уголовных дел о контрреволюционных преступлениях. Основная часть следственных дел поступала в специальную коллегию Западного (Смоленского) областного суда. В зависимости от подсудности уголовные дела о совершенных на территории Смоленщины контрреволюционных преступлениях передавались на рассмотрение военного трибунала Белорусского военного округа (БВО), получившего в июле 1938 г. наименование Особого (БОВО), и действовавших на территории Смоленщины линейных железнодорожных судов.
Специальная коллегия при Западном (позднее Смоленском) областном суде была создана в 1934 г. Судебные слушания могли проходить как при участии, так и без участия сторон. Для рассмотрения уголовных дел о государственных преступлениях, совершенных в районах области, организовывались выездные сессии. Кассационной инстанцией являлась специальная коллегия Верховного суда РСФСР.
Примерно до середины 1936 г. на территории Смоленщины действовал линейный суд Московско-Белорусско-Балтийской железной дороги, реорганизованной в мае 1936 г. в Западную и Калининскую железнодорожные магистрали. В этом же году часть Западной магистрали была выделена для создания Московско-Киевской железной дороги.
Западная железная дорога, управление которой находилось в Смоленске, являлась одной из важнейших железнодорожных коммуникаций СССР. Основная колея, не считая прочих участков, проходила по линии Москва — Минск и связывала административный и политический центр страны с западной границей СССР. Крупнейшими стан-
Более подробно о деятельности органов НКВД на Смоленщине см.: Макеев Б. В. Деятельность органов прокуратуры и суда по расследованию уголовных дел о контрреволюционных преступлениях в 1937-1938 гг. (по материалам Западной и Смоленской областей). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Брянск, 2007; Ом же. Андреевский процесс 1937 года — первый показательный политический процесс на Смоленщине // Историю пишут аспиранты: Выпуск 4 / Под ред. Е. В. Коди-на. Смоленск, 2004. С. 103-123; и др.
95
циями и узлами Западной железной дороги являлись Москва, Вязьма, Смоленск, Рославль, Витебск, Полоцк, Орша и Минск.
Московско-Киевская железная дорога также проходила по территории Смоленщины. Основными станциями на этом участке являлись Вязьма и Рославль. Управление Московско-Киевской железной дороги размещалось в Калуге.
Западная и Московско-Киевская железные дороги имели соответствующие линейные суды, в которых рассматривались уголовные дела о контрреволюционных преступлениях, связанных с работой этих магистралей. Поскольку Западная железная дорога была основной транспортной коммуникацией Смоленщины, большая часть судебно-следственных дел направлялась в одноименный линейный суд.
Линейному суду Западной железной дороги в равной степени были подсудны преступления, совершенные как на территории РСФСР, так и на территории БССР, невзирая на границу между союзными республиками. Разница была только в том, что на территории Белоруссии работники суда и прокуратуры руководствовались Уголовным и Уголовно-процессуальным кодексами БССР. Сотрудники военного трибунала Белорусского военного округа по такому же принципу руководствовались уголовными и уголовно-процессуальными кодексами союзных республик.
Руководящие и ответственные должности, существовавшие в аппарате Западного (Смоленского) областного суда, включая работников спецколлегии, областной прокуратуры и областных органов НКВД, входили в номенклатуру обкома. В разные периоды времени — накануне массовых репрессий, в 1937-1938 гг. или в последующие годы — численность сотрудников данных учреждений варьировалась, а наименование штатных должностей менялось.
Состав специальных коллегий частично укомплектовывался за счет бывших сотрудников ВЧК-ОГПУ-НКВД. В конце 1934 г. по решению ЦК ВКП(б) в Смоленск для работы в спецколлегии Западного облсуда был откомандирован «чекист запаса» П. М. Онохин, более четырнадцати лет прослуживший в органах госбезопасности на «ответственной оперативной работе». В недавнем прошлом Онохин занимал должность начальника Ржевского райотдела полномочного представительства (ПП) ОГПУ по Западной области.
В июле 1936 г. на партийном собрании работников областного суда он был выдвинут на должность председателя специальной коллегии. В августе 1937 г., продолжая работать в спецколлегии, Онохин был назначен исполняющим обязанности председателя Западного (поз
96
днее Смоленского) областного суда. В апреле 1939 г., все еще занимая эту должность, он написал заявление на имя начальника УНКВД по Смоленской области капитана госбезопасности Е. И. Куприянова с просьбой принять его на работу в качестве сотрудника.
Помимо Онохина работниками специальной коллегии Западного областного суда в начале 1936 г. являлись еще двое бывших сотрудников НКВД — И. Г. Бондаренко и А. И. Игнатов. Бондаренко ранее возглавлял Навлинский райотдел ПП ОГПУ по Западной области, Игнатов состоял на службе в органах ОГПУ в качестве оперуполномоченного.
Во время массовых репрессий 1937-1938 гг. сотрудниками спецколлегии Западного (Смоленского) областного суда являлись также
B. К. Андреев, А. Г. Оглоблин, Е. Ф. Филатова и М. С. Журов. Андреев в начале 1936 г. работал в качестве председателя специальной коллегии. Остальные сотрудники в этот же период в спецколлегии не работали, но состояли работниками Западного областного суда. Практически все вышеперечисленные сотрудники специальной коллегии имели «нисшее», как обычно писали в анкетах того времени, образование.
В этом отношении они не на много отличались от руководящих работников Западного областного суда. Так, председатель облсу-да Н. В. Адрианов имел незаконченное среднее, его заместитель
C. С. Грачев среднее образование.
Основная часть работников специальной коллегии Западного (Смоленского) областного суда благополучно пережили период массовых репрессий. Имеются сведения о том, что член областного суда Бондаренко, по данным на сентябрь 1937 г., был арестован51. Адрианов и Грачев были смещены со своих постов летом 1937 г. и в ноябре этого же года арестованы сотрудниками НКВД. Вместо Адрианова исполняющим обязанности председателя Западного областного суда приказом наркома юстиции Н. В. Крыленко от 3 августа 1937 г. был назначен П. М. Онохин.
Бывший председатель Западного областного суда Н. В. Адрианов и его заместитель С. С. Грачев, обвинявшиеся по ст. 58-7, 8, 11 УК РСФСР, также относительно благополучно пережили период политических репрессий. Преступления обвиняемых были впоследствии переквалифицированы на ст. 111 УК РСФСР (халатность). Военная коллегия Верховного суда СССР 15 января 1940 г. приговорила каж
51 Государственный архив новейшей истории Смоленской области (далее - ГАНИСО). Ф. 6. On. 1. Д. 158. Л. 100.
97
дого из них к двум годам заключения, но уже в июне 1940 г. оба осужденных были реабилитированы.
Прокуратура Западной (Смоленской) области непосредственно подчинялась прокуратурам РСФСР и СССР и подразделялась на областной и районный аппарат. В 1937-1938 гг. непосредственно на территории Смоленской области существовала только одна городская прокуратура, размещавшаяся в Смоленске.
В соответствии со ст. 108 УПК РСФСР, прокурорам и следователям прокуратуры были подследственны все «преступные действия», предусмотренные ст. 58 п. 2-14 УК РСФСР, или, другими словами, подавляющее большинство контрреволюционных преступлений. На практике же расследованием основной массы подобных уголовных дел в середине, и во второй половине 1930-х гг. занимались сотрудники органов госбезопасности НКВД52.
Сотрудники прокуратуры главным образом осуществляли надзор за следствием в органах НКВД, нежели занимались расследованием контрреволюционных преступлений. В структуре Западной областной прокуратуры существовал специальный отдел (спецотдел), в который должны были поступать следственные дела (спецдела) по контрреволюционным преступлениям перед направлением в суд. Специальный отдел областной прокуратуры возглавлял помощник областного прокурора по спецделам. Надзор за следствием в органах НКВД также могли осуществлять прокурор области или другие ответственные работники прокуратуры.
Надзор за следственными делами, поступавшими на рассмотрение Западного и Московско-Киевского линейных железнодорожных судов и военного трибунала Белорусского военного округа, осуществляли сотрудники транспортных прокуратур соответствующих железных дорог и военной прокуратуры Белорусского военного округа. В свою очередь, прокуратуры данных учреждений были непосредственно подчинены Главной прокуратуре железнодорожного транспорта и Главной военной прокуратуре, входившим в структуру центрального аппарата Прокуратуры СССР.
Согласно штатному расписанию, в феврале 1936 г. в номенклатуру Западного обкома ВКП(б) входили прокурор области, заместитель областного прокурора, шесть старших помощников и шестнадцать
52 По сведениям А. Я. Вышинского, приведенным в феврале 1936 года, примерно 90-95 % следственных дел «падало» на органы НКВД и только от 5 до 10 % дел возбуждалось и расследовалось органами прокуратуры. См.: История сталинского Гулага.... Т. 1. С. 220-222.
98
помощников областного прокурора, четверо старших следователей прокуратуры, 86 районных прокуроров и 36 помощников районных прокуроров.
В конце 1936 — начале 1937 г. в штате прокуратуры Западной области также насчитывалось свыше 80 народных следователей, действовавших на территории различных районов области и непосредственно города Смоленска. В городе Смоленске, Смоленском, Вяземском, Рославльском и Ярцевском районах количество народных следователей было больше одного. По данным на апрель 1936 г., в Западной области, состоявшей из 78 районов, имелся явный некомплект прокурорских кадров.
Как правило, на каждый район Западной (Смоленской) области приходилось по одному прокурору и по одному народному следователю, которые в основном и представляли аппарат прокуратуры в районе. Кроме прокурора и народного следователя, в районных прокуратурах могли быть предусмотрены должности помощников райпрокурора.
Народные следователи прокуратуры действовали в пределах определенного следственного участка. Чаще всего таковым являлся один из районов области. В отличие от них старшие следователи состояли непосредственно при областном аппарате прокуратуры и могли принять к производству следственное дело, возбужденное в любом районе области.
Основную массу следственно-прокурорских работников Западной области, особенно в районном аппарате прокуратуры, отличал низкий профессиональный и образовательный уровень. Положение с кадрами в органах прокуратуры оставляло желать лучшего, как в годы массовых репрессий, так и в предшествующий им период. Начиная с июля 1934 и до января 1936 г., были сняты с работы или освобождены от занимаемой должности 25 районных прокуроров. В отношении 10 человек это было осуществлено по таким мотивам, как «пьянство», «бытовое разложение», «отказ от работы», «извращение революционной законности» и «дискредитация» органов прокуратуры53.
К началу 1936 г. около 45 % следственно-прокурорских работников Западной области никогда раньше в органах юстиции не работали, получили краткосрочную или вообще не имели специальной юридической подготовки. К числу последних принадлежали и 30 районных прокуроров.
ГАНИСО. Ф. 5. Он. 2. Д. 1551. Л. 82.
99
По результатам испытаний по юридическому минимуму, проведенным среди нескольких районов Западной области и завершенным осенью 1936 г., неудовлетворительные оценки по всем предметам получили 19 % и по отдельным предметам 25 % подвергнутых испытаниям работников прокуратуры. В целом был отмечен «недопустимо низкий» уровень юридических знаний прокуроров и следователей. Многие из них не знали времени издания действующего уголовного кодекса, не могли изложить определение преступления, путали между собой различные юридические понятия и т. д.
Темпы расследования уголовных дел в прокуратуре Западной области, по словам заместителя областного прокурора Г. И. Мельникова, были «скверными», общая работа следователей, по данным на октябрь 1936 г., «совершенно неудовлетворительна».
Уровень общего образования также оставлял желать много лучшего. Из 74 районных прокуроров Западной области в апреле 1936 г. высшее образование имели только четверо и среднее — шестнадцать человек. Образование остальных прокуроров было «нисшим».
Следственные дела подчас оформлялись с грубейшими орфографическими и стилистическими ошибками. Один из народных следователей, например, полагал, что в Германии существует монархия, другой не знал, кто такой Муссолини, и думал, что у власти в Италии находятся коммунисты.
Уровень общего и профессионального образования руководящих работников Западной областной прокуратуры был различным. Прокурор области М. Н. Еремин специального юридического образования не имел. Помощник областного прокурора Г. И. Мельников являлся выпускником факультета советского права Московского государственного университета. Прокурор города Смоленска А. Ф. Гиль закончил одногодичные юридические курсы. Помощник областного прокурора Б. А. Ершов являлся выпускником юридического факультета Киевского института народного хозяйства. Исполняющий обязанности начальника следственного отдела областной прокуратуры С. К. Бородич был, по его собственным словам, «самоучка».
Помощник прокурора по спец делам А. М. Тимошин также не имел к осени 1937 г. высшего образования. После разукрупнения Западной области Тимошин занял аналогичную должность в прокуратуре Орловской области. Помощником прокурора Смоленской области по спецделам был назначен Я. Н. Ерохов.
После смены областного руководства в июне 1937 г. началась массовая чистка аппарата Западной областной прокуратуры, проходившая под видом «переаттестации» районных прокуроров. Проку
100
pop области M. Н. Еремин в докладной записке, переданной в июле 1937 г. в обком, сообщал следующее: «По Западной области остаются открытыми восемь прокурорских участков: Велижский, Дорогобужский, Пречистинский, Кардымовский, Хвастовический, Рогнедин-ский, Погарский, Ильинский». По словам Еремина, необходимо было заменить прокуроров еще восьми районов области54.
В следующем месяце Еремин был отстранен от должности прокурора Западной области и 31 августа 1937 г. арестован55. В сентябре на его место был назначен С. П. Терентьев. После смещения Еремина обязанности прокурора Западной области исполнял его бывший заместитель — Г. И. Мельников.
По данным Терентьева, изложенным в докладной записке, присланной в Смоленский обком ВКП(б) в ноябре 1937 г., в ходе переаттестации районных прокуроров и после нее из органов прокуратуры было уволено 39 человек, «как допустивших в работе правотроцкист-скую практику, как не внушающие политического доверия и т. д.». На прокурорскую работу были приняты «товарищи», не имевшие «ни практического опыта», ни должного образования, но которым предстояло обеспечивать «социалистическую законность» в области.
Из областного аппарата были уволены 14 человек оперативных и технических работников. Из районного аппарата прокуратуры было также уволено четыре помощника районных прокуроров и 12 народных следователей. Некоторые районные прокуроры лишились рабочих мест даже без всякой замены — в ноябре 1937 г. прокуроры отсутствовали в четырех из 49 районов Смоленской области.
Основательная чистка областной прокуратуры не была чем-то исключительным. Аналогичные процессы проходили по всей стране. По словам заместителя прокурора РСФСР А. А. Волина, «...в некоторых областях районные прокуратуры сменились за осень 1937 г. на 75 %, а кое-где и больше». По его же утверждению, на место уволенных сотрудников пришли «люди, юридически малограмотные»56.
Массовые увольнения были относительно безобидным явлением по сравнению с той участью, которая была уготована некоторым прокурорским работникам в ближайшем будущем. Список сотрудников прокуратуры Западной (Смоленской) области, подверг
54 ГАНИСО. Ф. 5. Оп. 2. Д. 1757. Л. 35.
55 Архив Управления ФСБ по Смоленской области (далее — АУ ФСБ СО). Д. 3585-с.Т. 1. Л. 358.
56 Государственный архив Российской Федерации (далее — ГА РФ). Ф. Р-813!.Оп. 15. Д. З.Л. 89.
101
нутых в 1937-1938 гг. репрессиям по политическим мотивам, открыл прокурор Спас-Деменского района И. В. Дуплячев, арестованный в феврале 1937 г. сотрудниками НКВД по обвинению в преступлении, предусмотренном ст. 58-10, ч. 1 УК РСФСР. Дуплячев содержался под стражей в одной из тюрем Смоленска. Возбужденное против него уголовное дело было прекращено прокуратурой Западной области.
В августе 1937 г. по обвинениям по ст. 58-14 УК РСФСР был арестован бывший прокурор Кармановского района Н. К. Яновский, и в октябре 1937 г. по тому же делу заключен под стражу бывший народный следователь Антонов. Оба уголовных дела, в отношении Антонова в ноябре 1937 и Яновского в феврале 1938 г., были переданы из органов госбезопасности НКВД старшему следователю Смоленской областной прокуратуры для дальнейшего производства.
Выдвинутые против Антонова обвинения были переквалифицированы на статьи 109 и 182 УК РСФСР. В ходе судебного разбирательства даже эти обвинения сочли чрезмерными и переквалифицировали их на ст. 112, ч. 2 УК РСФСР. В результате суд ограничился только тем, что и так уже было сделано, — увольнением Антонова с работы. Обвинения в отношении Яновского в ходе следствия были переквалифицированы на ст. 109 УК РСФСР (злоупотребление служебным положением), и дело передано в суд.
За две недели до ареста Еремина, 16 августа 1937 г., был арестован один из его бывших помощников Б. А. Ершов, отстраненный от работы в прокуратуре еще в июле 1937 г. Ершову при аресте было предъявлено обвинение по ст. 58-10, в то время как Еремину — «по признакам преступлений, предусмотренных ст. 58-14 УК РСФСР». Бывшие ответственные работники Западной областной прокуратуры были арестованы сотрудниками НКВД с санкций Г. И. Мельникова.
В октябре 1937 г. исполняющим обязанности начальника следственного отдела областной прокуратуры С. К. Бородичем было возбуждено уголовное дело по ст. 58-14 УК РСФСР в отношении старшего следователя прокуратуры Шустова. В следующем месяце дело было передано для дальнейшего производства в органы госбезопасности НКВД, где в марте 1938 г. оно было прекращено.
Был арестован как «враг народа» и около восьми месяцев содержался под стражей бывший прокурор Тумановского района член ВКП(б) Меренков. В конце концов Меренков, арестованный по решению начальника Тумановского PO УНКВД, был из-под стражи освобожден и в декабре 1938 г. восстановлен в партии.
Известно, что были репрессированы бывший помощник прокурора Рославльского района Н. Т. Елистратов и бывший прокурор По
102
низовского района Р. Я. Юршевич. Елистратов был осужден Особым совещанием при НКВД СССР в феврале 1938 г. на восемь лет лишения свободы по ст. 58-8, 10, 11 УК РСФСР. Юршевича приговорили к расстрелу в так называемом «альбомном» порядке в январе 1938 г. в ходе проведения «латышской» операции НКВД.
Бывший помощник прокурора Западной области Т. А. Кронит, работавший перед арестом прокурором следственного отдела Прокуратуры СССР, был приговорен в марте 1938 г. военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания как «активный участник антисоветской латышской националистической шпионско-террористической организации».
В июне 1938 г. были отстранены от работы и арестованы как «враги народа» сразу несколько руководящих работников Смоленской областной прокуратуры: бывший заместитель областного прокурора Г. И. Мельников, бывший начальник следственного отдела Смоленской областной прокуратуры С. К. Бородич и бывший прокурор города Смоленска А. Ф. Гиль.
Кроме них по этому же делу, сфабрикованному в органах госбезопасности областного УНКВД при участии работников прокуратуры РСФСР и СССР, были арестованы бывший начальник следственного отдела Западной областной прокуратуры П. К. Богданов, к осени 1937 г. уже вообще не работавший в прокуратуре, и прокурор Вязем-лага ГУЛАГа НКВД СССР М. В. Зайцев. Перед арестом Богданов работал заместителем заведующего облоно Смоленской области.
Почти в одно и то же время с арестами руководящих прокурорских работников в июне 1938 г. было прекращено уголовное дело в отношении бывшего помощника областного прокурора Б. А. Ершова, осужденного спецколлегией Смоленского областного суда в декабре 1937 г. на шесть лет лишения свободы и три года поражения в правах по ст. 58-10, ч. 1 УК РСФСР. Постановление о прекращении дела было вынесено одним из работников прокуратуры РСФСР и утверждено прокурором СССР А. Я. Вышинским.
После завершения предварительного следствия дела Мельникова, Бородича, Гиля и Зайцева в конце 1938-1939 гг. были переданы на рассмотрение военного трибунала Белорусского военного округа. Богданов умер в начале 1939 г. в больнице Смоленской тюрьмы, как было указано в медицинском заключении, «от туберкулеза легких».
По итогам судебного следствия по этому делу никто из вышеперечисленных работников прокуратуры Смоленской области, за исключением Богданова, серьезно не пострадал.
103
Бывший заместитель прокурора Западной (Смоленской) области Г. И. Мельников в общей сложности обвинялся по ст. 17-58-8, 58-7, 11 УК РСФСР. Дело Мельникова было прекращено 3 марта 1940 г. военным прокурором Калининского военного округа.
Бывший начальник следственного отдела Западной (Смоленской) областной прокуратуры С. К. Бородич был осужден 28 апреля 1939 г. по ст. 17-58-8,58-11 УК РСФСР военным трибуналом БОБО к десяти годам лишения свободы с поражением в правах на пять лет. Приговор был отменен Военной коллегией Верховного суда СССР. Реабилитирован 10 марта 1940 года.
Бывший прокурор города Смоленска А. Ф. Гиль был осужден военным трибуналом войск НКВД 23 ноября 1939 г. по ст. 17-58-8, 58-10, 11 УК РСФСР к восьми годам лишения свободы и трем годам поражения в правах. Военная коллегия Верховного суда СССР приговор отменила. Реабилитирован 5 июня 1940 года.
Бывший прокурор Вяземлага ГУЛАГа НКВД СССР М. В. Зайцев обвинялся по ст. 17-58-8, 58-10, 11 УК РСФСР. Дело Зайцева было прекращено 10 марта 1940 г. Военным прокурором Калининского военного округа. Реабилитирован 27 июня 1940 года.
Бывший прокурор Западной области М. Н. Еремин был приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР 1 февраля 1940 г. по ст. 58-7,8,11 УК РСФСР к высшей мере наказания.
Бывший прокурор Западной и Смоленской областей С. П. Терен-тьев в июле 1938 г. был отстранен от работы и позднее осужден Верховным судом СССР «за нарушение социалистической законности» по ст. 109 УК РСФСР на три года лишения свободы условно. На посту прокурора Смоленской области Терентьева сменил летом 1938 г. прокурор В. Ф. Лесников, занимавший эту должность до 1942 г.
Имеются данные о том, что в 1937-1938 гг. репрессиям по политическим мотивам подвергались бывший помощник областного прокурора К. А. Сороцкий, бывший прокурор Сычевского района И. А. Кудрявцев и бывший прокурор Рославльского района В. А. Ко-вальков.
Управление народного комиссариата внутренних дел по Западной области состояло к осени 1937 г. из управления государственной безопасности (УГБ УНКВД), управления рабоче-крестьянской милиции (УРКМ УНКВД), отдела мест заключения (ОМЗ УНКВД), ведавшего тюрьмами на территории области, отдела пожарной охраны (ОПО УНКВД), отдела актов гражданского состояния (ОАГС УНКВД) и других подразделений. Начальник УНКВД по Западной области непосредственно руководил работой УГБ и осуществлял
104
общее руководство областным аппаратом народного комиссариата внутренних дел.
Структура УНКВД по Западной области в силу большого количества районов была довольно громоздкой. Начало массовых репрессий только на два месяца опередило разукрупнение этого региона и выделение центральной его части для создания Смоленской области. Прежнее Управление народного комиссариата внутренних дел было преобразовано в УНКВД по Смоленской области.
Структура УГБ местных УНКВД также являлась стандартной, хотя количество отделов, на которые она подразделялась, могло быть разным и зависело от особенностей региона. Осенью 1937 г. аппарат УГБ УНКВД по Смоленской области включал следующие отделы: 1 (охрана руководителей), 2 (оперативный), 3 (контрразведывательный, КРО), 4 (секретно-политический, СПО), 5 (особый отдел, ОО), 8 (учетно-статистический, УСО) и 9 (шифрованной связи). Оперативные сотрудники (оперуполномоченные) имелись во всех отделах УГБ УНКВД по Смоленской области.
В июле 1937 г. были упразднены 6-е (транспортные) отделы в системе местных УНКВД. Вместо них на всех железных дорогах СССР были созданы дорожно-транспортные отделы (ДТО), напрямую подчинявшиеся 6-му отделу главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР в обход областных УНКВД.
Направление деятельности отделов УГБ УНКВД было различным. Наименование 1-го отдела говорит само за себя: обеспечение охраны советского руководства. На сотрудников 2-го отдела УГБ УНКВД возлагалось производство обысков и арестов, организация наружного наблюдения и перлюстрация корреспонденции. Функции 3-го отдела были направлены на борьбу с разведывательно-диверсионной и подрывной деятельностью противника. Секретно-политический или 4-й отдел УГБ УНКВД был предназначен для борьбы с «антисоветскими элементами» и занимался освещением политических настроений среди населения. Особый, или 5-й, отдел должен был обеспечивать интересы государственной безопасности и осуществлять борьбу со всеми контрреволюционными проявлениями в рядах советских вооруженных сил.
В июне 1938 г. 5-е отделы (ОО) УГБ территориальных органов НКВД были упразднены. Вместо них были созданы самостоятельные особые отделы НКВД СССР военных округов подчинявшиеся вначале Управлению особых отделов НКВД СССР, а с сентября 1938 г. 4-му отделу ГУГБ НКВД СССР, так же как и дорожно-транспортные отделы, минуя областные УНКВД.
105
Особый отдел НКВД Белорусского военного округа подразделялся на особые отделы различных воинских формирований, размещавшихся как на территории Смоленщины, так и в пределах всего округа.
В ведении учетно-статистического, или 8-го, отдела УГБ УНКВД находились оперативный учет, статистика и архивы. В этот отдел отправляли следственные дела осужденных после приведения приговоров в исполнение и оперативную документацию, не подлежавшую уничтожению. Отдел шифросвязи, или 9-й, отдел занимался шифровальной работой, обеспечивал режим секретности в различных ведомствах и осуществлял контроль над копировальной и множительной техникой.
Формально такая структура УГБ УНКВД по Смоленской области сохранялась до сентября 1938 г., после чего она была реорганизована. Секретно-политический отдел (СПО), или 4-й отдел, УГБ УНКВД по Смоленской области, например, получил наименование 2-го отдела. Контрразведывательный отдел (KPO), или 3-й отдел, УГБ УНКВД сохранил прежний порядковый номер.
Областные управления народного комиссариата внутренних дел неизменно подразделялись на районные отделы (PO УНКВД), обычно существовавшие в каждом районе области, и на городские отделы (ГО УНКВД), если таковые были предусмотрены.
По данным на апрель 1936 г., в Западной области насчитывалось 78 районных отделов УНКВД. Городских отделов УНКВД на территории Смоленщины во время массовых репрессий 1937-1938 гг. не существовало, но в пределах Западной области они тем не менее были. Позднее ГО УНКВД по Смоленской области были созданы в Вязьме, Рославле и Ярцеве. По-видимому, это было связано с передачей этих городов в октябре 1939 г. в непосредственное подчинение Смоленскому облисполкому. Городские отделы УНКВД могли иметь структуру, схожую с областным управлением.
К октябрю 1938 г. на территории Смоленской области насчитывалось 49 районных отделов УНКВД. После восстановления в октябре 1938 г. еще трех районов Смоленской области число райотделов УНКВД соответственно увеличилось.
Каждый райотдел являлся прежде всего ответвлением управления государственной безопасности (УГБ) областного УНКВД. Помимо непосредственного руководства оперативной работой на начальника райотдела возлагалось общее руководство районным аппаратом народного комиссариата внутренних дел.
106
Структура районных отделов НКВД была типовой и помимо ответвления УГБ должна была включать районный отдел милиции (РОМ УНКВД), инспектора противопожарной охраны, инструктора актов гражданского состояния, аппарат связи и секретариат. Наличие остальных служб в системе РО НКВД зависело от специфики района и других обстоятельств.
При многих райотделах УНКВД по Смоленской области существовали бюро исправительно-трудовых работ, которые обслуживали различные районы области. В 1939 г. насчитывалось 25 таких районных отделов УНКВД.
Вторым по величине и значению ответвлением НКВД СССР после областного УНКВД на территории Смоленщины являлся ДТО ГУГБ НКВД СССР Западной железной дороги, руководящий состав которого размещался в Смоленске. Примечательной особенностью работы дорожно-транспортных отделов, как и работы железнодорожных судов, был линейный характер их деятельности, распространявшейся на всю длину магистрали независимо от областных, краевых или республиканских границ.
ДТО Западной железной дороги имел ряд отделений (ОДТО), существовавших на крупных станциях и узлах. На территории Смоленщины это были ОДТО станций Вязьма и Рославль.
Таким же образом ДТО ГУГБ НКВД СССР Западной железной дороги были подчинены отделения, находившиеся на территории Белоруссии: ОДТО станции Орша, станции Витебск и другие. Сотрудники этих отделений соответственно не подчинялись НКВД БССР.
При ДТО на станциях и депо могли существовать менее крупные подразделения, также носившие название отделений и имевшие соответствующую нумерацию. В оперативных и прочих документах их обозначение выглядело, например, следующим образом: 5-е отделение ДТО ГУГБ НКВД СССР Западной железной дороги. На станциях или депо могли также существовать оперативные пункты (опер-пункты) дорожно-транспортного отдела.
Помимо ДТО ГУГБ НКВД Западной железной дороги на территории Смоленской области в границах, определенных постановлением ЦИК СССР от 27 сентября 1937 г., находилось ОДТО станции Фаянсовая, подчиненное ДТО ГУГБ НКВД СССР Московско-Киевской железной дороги.
На дорожно-транспортные отделы НКВД возлагалась борьба со всеми видами «контрреволюции» на железнодорожном транспорте. В линейный суд Западной железной дороги следственные дела
107
о контрреволюционных преступлениях в основном поступали от сотрудников ДТО ГУГБ НКВД СССР Западной железной дороги.
Контрреволюционные преступления, подследственные сотрудникам ДТО ГУГБ НКВД СССР Московско-Киевской железной дороги, если речь шла о судебном рассмотрении дела, соответственно передавались в линейный суд Московско-Киевской железной дороги.
Обособленным от общей структуры УНКВД являлся на территории Смоленщины Вяземлаг НКВД. Вяземский (Вяземлаг) и Калужский (Калуглаг) исправительно-трудовые лагеря были организованы на территории Западной области в феврале 1936 г. для обслуживания двух крупнейших автодорожных магистралей: Москва — Минск и Москва — Киев. С момента своего основания они были напрямую подчинены ГУЛАГу НКВД СССР, минуя OM3 УНКВД по Западной области.
Вяземлаг и Калуглаг были созданы в своеобразный период времени. С начала 1935 г. рост численности политических заключенных в лагерях замедлился, с 1936 г. прекратился вовсе, а в первой половине 1937 г. наблюдался даже некоторый спад. В этот период на территории СССР было организовано всего пять исправительно-трудовых лагерей, включая Вяземлаг и Калуглаг, причем два других лагеря в стране в это же самое время были ликвидированы. К октябрю 1938 г. на территории Вяземского лагеря размещались 39 350 заключенных, из которых 1988 человек были осуждены за контрреволюционные преступления57.
Третий отдел Вяземлага был подчинен непосредственно 3-му отделу главного управления лагерей (ГУЛАГ) НКВД СССР. Он располагался непосредственно в городе Вязьма, имел разветвленную структуру и состоял из нескольких отделений. Деятельность сотрудников этого отдела включала оперативную работу в лагере и расследование контрреволюционных преступлений, совершенных заключенными.
При Вяземлаге НКВД СССР также имелось отделение областного суда — «лагерный суд», сотрудники которого обладали правом выносить приговоры за контрреволюционные преступления. Преступления, совершенные заключенными и предусмотренные ст. 58-6, 8 и 9 УК РСФСР, были, как обычно, подсудны военным трибуналам. Известно, например, что в качестве судебного органа в такой ситуации выступал военный трибунал пограничной и внутренней охраны
57 Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960: Справочник / Сост. М. Б. Смирнов; науч. ред. Н. Г. Охотин, А. Б. Рогинский. М., 1998.
108
войск НКВД БССР по Смоленской области. Надзор за следствием осуществляли сотрудники военной прокуратуры.
При вынесении приговоров ранее осужденным и уже отбывавшим сроки лишения свободы лицам использовалась статья 49 УК РСФСР, в соответствии с которой наказание определялось по наиболее тяжкому преступлению. Срок лишения свободы по ранее вынесенному приговору, который заключенный еще не успел полностью отбыть, мог быть просто поглощен новым сроком.
Надзор за следственными делами, находившимися в производстве оперативных сотрудников 3-го отдела, осуществлял прокурор Вязем-лага НКВД СССР. Прокурором лагеря вплоть до своего ареста в августе 1938 г. работал бывший прокурор Вяземского района М. В. Зайцев, являвшийся выпускником факультета советского права МГУ.
Заключенные в зависимости от подсудности имели право обжаловать вынесенные приговоры в специальной коллегии Верховного суда РСФСР и Военной коллегии Верховного суда СССР.
Формально все органы внутренних дел в структуре местных УНКВД существовали параллельно друг с другом, однако руководящие должности, как правило, занимали лица, имевшие специальные звания сотрудников госбезопасности.
Работники периферийных органов НКВД, занимавшие начальствующие должности, обычно носили звания старшего лейтенанта или капитана госбезопасности. Самое высокое звание в годы массовых репрессий на Смоленщине было у начальника УНКВД по Западной (Смоленской) области В. А. Каруцкого — комиссар госбезопасности 3-го ранга.
Сменившие один другого в период с октября 1937 по январь 1939 г. три других начальника УНКВД по Смоленской области — А. А. Наседкин, В. Я. Зазулин и Е. И. Куприянов — носили звание капитана госбезопасности. Такие же звания, по данным на ноябрь 1938 г., были у двух заместителей начальника областного УНКВД, одним из которых являлся бывший начальник ДТО ГУГБ НКВД СССР Западной железной дороги И. Д. Абкин.
Звание капитана госбезопасности обычно имели сотрудники, возглавлявшие ОО НКВД Белорусского военного округа и 3-й отдел при Вяземлаге НКВД. Начальники отделов УГБ или других управлений и отделов УНКВД по Смоленской области, как правило, имели звание лейтенанта или старшего лейтенанта госбезопасности. Заместителем начальника ДТО ГУГБ НКВД СССР Западной железной дороги являлся Г. С. Жуков, носивший звание лейтенанта госбезопасности.
109
Районные отделы УНКВД по Смоленской области в основном возглавляли сотрудники в звании лейтенанта или младшего лейтенанта госбезопасности. По данным на ноябрь 1938 г., во главе Екимовичского, Издешковского, Касплянского, Стодолищенского и Холм-Жирковского райотделов УНКВД находились сотрудники, носившие звание сержанта госбезопасности — самое младшее звание в данной системе, позволявшее тем не менее занимать начальствующие должности.
Какова была общая численность начальствующего и оперативного состава сотрудников органов государственной безопасности на Смоленщине в период 1937-1938 гг.? Ответить на этот вопрос можно лишь приблизительно, к тому же используя сведения более позднего характера.
В номенклатуру Западного (Смоленского) обкома ВКП(б) входил только руководящий состав органов НКВД: начальник областного управления и его заместители, начальники отделов и районных отделений. Решения об их назначении или перемещении должны были обязательно согласовываться с обкомом ВКП(б). В годы массовых репрессий это правило нередко нарушалось: были случаи, когда начальники райотделов перемещались из одних районов в другие без ведома обкома.
После завершения массовых репрессий по решению ЦК ВКП(б) органы НКВД были подвергнуты сплошной проверке, в ходе которой утверждение всех без исключения руководящих и оперативных сотрудников органов госбезопасности Смоленщины в занимаемых должностях должно было производиться обкомом.
По данным на июнь 1940 г., штатная численность начальствующего и оперативного состава УНКВД по Смоленской области, подлежавшего утверждению по линии обкома ВКП(б), составила 254 сотрудника. На районный аппарат, согласно сведениям на январь 1940 г., приходилось по штату 133 сотрудника.
Если исходить из этих сведений, одновременно предположив, что штатная численность оперативного состава органов госбезопасности НКВД на территории Смоленской области к середине 1940 г. принципиально не изменилась, то в период 1937-1938 гг. она должна была составлять не менее трехсот сотрудников, включая аппарат органов госбезопасности областного УНКВД, ДТО ГУГБ НКВД Западной и Московско-Киевской железных дорог в пределах Смоленской области, ОО НКВД Белорусского военного округа в пределах области и Вяземлага ГУЛАГа НКВД СССР.
НО
После завершения карательных операций 1937-1938 гг. массовых репрессий против работников НКВД Смоленщины не последовало. Репрессии преимущественно коснулись руководящего состава органов госбезопасности или сотрудников, больше других запятнавших себя «нарушением революционной законности». Остальных работников, которых сочли невозможным оставить в органах госбезопасности НКВД, просто уволили.
По данным отдела кадров УНКВД по Смоленской области, на 13 февраля 1940 г. из органов госбезопасности было уволено 27 сотрудников, 13 из которых были арестованы. В числе последних оказались заместитель начальника УНКВД, начальник отдела, помощник начальника отдела, заместитель начальник отделения, один старший оперуполномоченный, три оперуполномоченных, два помощника оперуполномоченных и три начальника районных отделов, одним из которых был начальник Велижского РО УНКВД И. К. Калинин.
Что касается остальных сотрудников, то четверо из них были уволены «за нарушение революционной законности», столько же за пьянство, один за «связь с троцкистами», двое по результатам спецпроверки и еще двое по другим причинам.
В сведениях, представленных отделом кадров, не были указаны бывший начальник УНКВД по Смоленской области капитан госбезопасности В. Я. Зазулин и другие сотрудники, которые до завершения массовых репрессий были перемещены по службе за пределы Смоленщины.
В. Я. Зазулин был арестован 22 января 1939 г. и 4 мая 1939 г. осужден Военной коллегией Верховного суда СССР по ст. 58-1«а», 17-58-8, 58-7 и 11 УК РСФСР к 20 годам лишения свободы. В сентябре 1954 г. по определению Красноярского краевого суда он был освобожден из Норильского исправительно-трудового лагеря и определен на поселение. До марта 1956 г. Зазулин находился в ссылке, откуда был освобожден по Указу Президиума Верховного Совета СССР. Не реабилитирован.
Судьбы трех предшественников В. Я. Зазулина и последующих после М. И. Блата начальников УНКВД по Западной (Смоленской) области были еще более суровыми. В октябре 1938 г. был арестован начальник разведывательного управления генерального штаба РККА старший майор госбезопасности С. Г. Гендин, занимавший пост начальника УНКВД по Западной области с сентября 1936 по апрель 1937 г. В феврале 1939 г. он был приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания и расстрелян. В сентябре 1957 г. приговор был отменен и дело прекращено Военной кол
111
легией Верховного суда СССР за отсутствием состава преступления. Реабилитирован.
В. А. Каруцкий в ночь на 13 мая 1938 г., находясь на посту начальника УНКВД по Московской области, пытался застрелиться и умер в тот же день в Боткинской больнице.
А. А. Наседкин, назначенный на пост наркома внутренних дел БССР в мае 1938 г. и в этом же месяце получивший звание майора госбезопасности, был смещен с занимаемой должности 17 декабря 1939 г. и спустя три дня арестован. В январе следующего года он был приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания и расстрелян. Не реабилитирован.
Бывший помощник и затем заместитель начальника УНКВД по Западной (Смоленской) области капитан госбезопасности М. П. Викторов-Новоселов, в апреле-мае 1938 г. поочередно занимавший должности исполняющего обязанности начальника УНКВД по Витебской области и заместителя наркома внутренних дел БССР, был назначен в мае 1938 г. начальником УНКВД по Свердловской области. В январе 1939 г. майор госбезопасности Викторов-Новоселов был арестован и позднее приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР по ст. 58-1«б», 58-7 и И УК РСФСР к 15 годам лишения свободы. Умер в лагере в 1950 г. от кровоизлияния в мозг. Не реабилитирован.
Бывший начальник 4-го отдела УГБ УНКВД по Западной области, занимавший эту должность до октября 1937 г., капитан госбезопасности М. И. Малыгин был арестован на посту начальника УНКВД по Тамбовской области в декабре 1938 г. В декабре следующего года он был осужден военным трибуналом войск НКВД Московского военного округа по ст. 193-17«б» УК РСФСР к высшей мере наказания с последующей заменой на 10 лет лишения свободы. По сведениям на 1941 год, отбывал наказание в Воркутинском исправительно-трудовом лагере. Не реабилитирован.
Преемник Малыгина в должности начальника 4-го отдела УГБ областного УНКВД капитан госбезопасности А. Е. Рассказов, занимавший этот пост до июля 1938 г., в дальнейшем также работал начальником УНКВД по Архангельской области и на других высоких должностях в системе НКВД СССР. Был арестован и в феврале 1941 г. приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР по ст. 58-7 и 11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян. Не реабилитирован.
Среди арестованных сотрудников УНКВД по Смоленской области оказались бывший начальник ДТО ГУГБ НКВД Западной железной дороги и бывший заместитель начальника УНКВД по Смолен
112
ской области капитан госбезопасности И. Д. Абкин, приговоренный военным трибуналом войск НКВД Белорусского военного округа к 2,5 годам лишения свободы, и бывший начальник 2-го отдела УГБ областного УНКВД старший лейтенант госбезопасности И. В. Малыгин.
Часть сотрудников ДТО ГУГБ НКВД Западной железной дороги также была привлечена к уголовной ответственности. По решению военного трибунала войск НКВД Белорусского военного округа, заседавшего 15-23 февраля 1940 г., к высшей мере наказания были приговорены двое и к различным срокам лишения свободы еще семеро (включая И. Д. Абкина) бывших сотрудников ДТО ГУГБ НКВД Западной железной дороги. Военный трибунал войск НКВД также вынес определение о привлечении к уголовной ответственности еще шестерых сотрудников ДТО ГУГБ НКВД Западной железной дороги во главе с Г. С. Жуковым.
Однако в тот раз Жукову повезло: за него лично заступился нарком НКВД СССР Л. П. Берия. Благодаря этому заступничеству Жуков был даже оставлен на работе в органах государственной безопасности. Только в 1954 г. после «разоблачения» и ареста Л. П. Берии Жуков по решению Совета Министров СССР был лишен звания генерал-лейтенанта и уволен из органов КГБ.
Из аппарата ДТО ГУГБ НКВД Западной железной дороги, размещавшихся непосредственно в пределах Смоленской области, в течение 1939 и первой половины 1940 г. были уволены 14 человек. Двоих сотрудников — заместителя начальника отделения и оперуполномоченного — «за нарушение революционной законности» арестовали и привлекли к уголовной ответственности, восемь человек по этой же причине просто уволили, и еще четверо были уволены «за дискредитацию органов НКВД» (пьянство).
Известно также, что были арестованы бывший начальник 5-го отдела УГБ УНКВД по Смоленской области капитан госбезопасности В. В. Кривуша, его помощник старший лейтенант госбезопасности М. Д. Задыхин и бывший заместитель начальника ОО НКВД Белорусского военного округа старший лейтенант госбезопасности В. Н. Завадский. Кривуша в 1940 г. был приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания.
2.4.2. Большой террор на Смоленщине: показательные судебные процессы
В мае 1937 г. был смещен со своего поста и арестован бывший командующий Белорусским военным округом И. П. Уборевич. Штаб
113
Белорусского военного округа размещался в Смоленске. По роду деятельности Уборевич тесно пересекался с руководством Западной области и, в частности, с первым секретарем Западного обкома ВКП(б) И. П. Румянцевым, занимавшим этот пост с 1929 г. В июне 1937 г. Уборевич вместе с рядом других видных советских военачальников, в числе которых был бывший маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский, предстал перед судом по делу о так называемой «антисоветской троцкистской военной организации» в Красной Армии. По приговору военной коллегии Верховного суда СССР все обвиняемые были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны.
Репрессии в отношении высшего руководства области становились неизбежными.
16 июня 1937 г. И. П. Румянцев решением ЦК ВКП(б) был освобожден от занимаемой должности «ввиду выяснившихся близких связей с врагом народа Уборевичем» и буквально на следующий день взят под стражу. Незадолго перед этим был арестован один из ближайших помощников Румянцева председатель Западного облисполкома и бывший второй секретарь Западного обкома ВКП(б) А. Л. Шиль-ман. Аресты Румянцева и Шильмана были произведены на основании показаний Уборевича, данных во время предварительного следствия. Вместо Румянцева исполняющим обязанности первого секретаря Западного обкома ВКП(б) был назначен Д. С. Коротченко, перед этим занимавший пост второго секретаря Московского обкома ВКП(б).
Арест И. П. Румянцева был осуществлен во время пребывания в Смоленске секретаря ЦК ВКП(б) Л. М. Кагановича, специально командированного в Западную область для «разъяснения» решений, принятых в отношении бывшего областного руководства, и для «проверки» общей ситуации в области. Выступая на пленуме Западного обкома ВКП(б) 18 июня 1937 г., он отметил: «Мы уже в течение некоторого времени, я бы сказал, не месяца, мы имели сведения, что не все благополучно в руководстве Западного обкома, что Румянцев плохо работает... Мы начали политически присматриваться и пришли к заключению, еще до ареста Убаревича (так в оригинале. — Е. К), что не все у него благополучно... после того как Убаревич дал показания, после того как мы получали целый ряд дополнительных материалов о крупнейших прорывах в работе Западного Обкома».
По итогам внеочередного пленума Западного обкома было решено в кратчайшие сроки разработать ряд мероприятий «по ликвидации последствий вредительства» в области и «выкорчевать еще не разоблаченных врагов, троцкистов и правых вредителей Румянцев-ско-Шильмановского вредительского охвостья».
114
Основными итогами мероприятий, которые вскоре после своего назначения организовали новые руководители Западной области, стали многочисленные увольнения и аресты бывших руководящих работников и сотрудников различных учреждений, начавшиеся еще до развертывания массового террора в стране. В сводке от 29 августа 1937 г. нового секретаря обкома партии Д. С. Коротченко на имя И. В. Сталина и заведующего отделом руководящих партийных органов ЦК Г. М. Маленкова сообщалось, что к тому времени было репрессировано 746 руководителей области, из них: секретарей РК и их заместителей — 27, других партработников — 26, комсомольских работников во главе с секретарем обкома — 6, председателей РИК и горсоветов — 19, судебно-прокурорских работников — 21, работников НКВД — 11, председателей сельсоветов — 3458.
Динамика репрессивной практики в территориальных границах Смоленщины за первые месяцы 1937 г. была следующей.
Основной мерой наказания за этот период стало лишение свободы — 264 человека (расстрел — 14 человек, ссылка — 10 человек и др.).
Политических судебных процессов, проходивших в масштабе всей страны, для этого было недостаточно. Происходившие на столичном уровне события воспринимались в провинции с известной долей от
58 Карелин Е. Г. Механизм власти и управления Западного края Советской России в 1917-1939 гг. Смоленск, 2008. С. 338.
115
чуждения. Ощущение, что враги скрываются не только в центральном аппарате власти, но и могут встретиться буквально везде, необходимо было донести до самых отдаленных уголков страны.
3 августа 1937 г. в адрес секретарей обкомов, крайкомов ВКП(б) и ЦК нацкомпартий ЦК ВКП(б) направил шифротелеграмму «Об организации открытых процессов о "вредительстве" в сельском хозяйстве». ЦК считал «существенным недостатком руководства делом разгрома вредителей в сельском хозяйстве тот факт, что ликвидация вредителей проводится лишь закрытом порядком по линии органов НКВД, а колхозники не мобилизуются на борьбу с вредительством и его носителями».
Местные партийные органы обязывались в связи с этим «организовать в каждой области по районам 2-3 открытых показательных процесса над врагами народа — вредителями сельского хозяйства... широко осветив ход судебных процессов в местной печати»59.
Всего в течение трех с небольшим месяцев, с конца августа до конца ноября 1937 г., в пределах Смоленщины были проведены семь, а с учетом территории бывшей Западной области — девять показательных процессов. Два из них были областного, остальные районного масштаба.
Первые показательные политические судебные процессы были организованы в Андреевском и Красногорском районах Западной области и начались уже в конце августа 1937 г. Вслед за ними последовали аналогичные мероприятия в Сухиничском, Ярцевском, Сы-чевском, Вяземском и Рославльском районах. Областные процессы проводились непосредственно в Смоленске.
Следствие по шести уголовным делам, на основе которых были организованы показательные процессы, провели сотрудники НКВД, а еще по трем, возбужденным в Сухиническом, Ярцевском и Рославльском районах, сотрудники прокуратуры.
Все показательные судебные процессы, за исключением Андреевского, были организованы в точном соответствии с указаниями из Москвы. Процессы в Красногорском и Сычевском районах были направлены против бывшего «вредительского» районного руководства. Процессы в Сухиничском, Ярцевском и Рославльском районах были связаны с «вредительским» хранением и заражением зерна. Процесс
59 Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937-1938 / Под ред. А. Н. Яковлева; сост. В. Н. Хаустов, В. Н. Наумов, Н. С. Плотникова. М., 2004. С. 298.
116
в Вяземском районе и один из двух областных процессов были организованы по «фактам вредительства» в животноводстве. В основу еще одного областного процесса легли материалы о «вредительстве» при проведении землеустройства.
Основания для проведения процессов были выбраны не случайно и напрямую проистекали из удручающей картины, сложившейся в землеустройстве, хранении зерна и животноводстве страны в предшествующие годы.
Массовая кампания по землеустройству колхозов в Западной области, проводившаяся по линии народного комиссариата земледелия (НКЗ) СССР и его местных ответвлений — отдела по землеустройству Западного областного земельного управления (Запоблзу) и районных земельных отделов (райзо), началась примерно в середине 1935 г., после объединения большинства единоличных крестьянских хозяйств в коллективные.
Установление границ землепользования имело принципиальное значение для сельского хозяйства. На основе этих данных устанавливался план весеннего сева для каждого колхоза в отдельности и области в целом.
Мероприятиям по землеустройству придавалось и важное политическое значение: составленные землеустроителями государственные акты (госакты) «на вечное пользование землей» должны были утверждаться райисполкомами и после этого в торжественной обстановке вручаться колхозникам. В этих документах надлежало фиксировать подробные сведения о земельных владениях колхозов.
С самого начала работ землеустроители Западной области оказались в крайне неблагоприятных условиях. Провести землеустройство требовалось в сжатые сроки: только до 1 января 1936 г. предполагалось отвести границы 5 тыс. колхозов и вручить им госакты «на вечное пользование землей».
Объективные трудности и, в первую очередь, крайняя спешка при проведении работ неизбежно должны были отразиться на качестве землеустройства, которое сопровождалось массовым браком и недоработками. Границы землепользования устанавливались, не сообразуясь с хозяйственными потребностями: привычный для скота путь к водопою, например, мог неожиданно оказаться за территорией колхоза. Колхозные земли нарезались чересполосно и неудобно для ведения хозяйства. Случалось, что наделы единоличников отводились прямо в черте колхозных земель «на манер столыпинских хуторов». В результате «спрямления» границ от колхозов отрезались куски пашни, вместо которых либо прирезались кустарник или заболочен
117
ные участки, либо вообще не осуществлялось никакой компенсации. Границы колхозов не закреплялись межевыми знаками. Действительное количество пахотной земли, которой владели колхозы, не соответствовало указанному в госактах, вследствие чего или устанавливались нереальные планы сева, или часть пахоты оставалась незадействованной. Передел границ землепользования осуществлялся уже после вручения госактов, в которые требовалось вносить исправления. Устранение допущенного брака и различные злоупотребления влекли за собой перерасход выделенных на землеустройство денежных средств. Принимать работу землеустроителей и проверять данные, вносимые в госакты, необходимо было «в натуре», выезжая на место, но это правило постоянно нарушалось. Инспектора земельного отдела или уполномоченные лица чаще проверяли работу на бумаге, «камерально», не выявляя случаев брака.
В сводки для отчета перед Наркомземом СССР вносилось «очковтирательское», т. е. не соответствовавшее действительному количество врученных госактов. Между тем эти документы, изготовленные землеустроителями и готовые к выдаче, лежали в помещениях райисполкомов без движения по несколько месяцев. В отдельных районах области колхозам вручались незаполненные госакты, данные в которые вносились «задним числом». Количество госактов, подлежавших исправлениям и замене или незаполненных, но врученных колхозникам, исчислялось по меньшей мере сотнями.
Формально план проведения землеустройства в Западной области по состоянию на начало 1937 г. был выполнен, но по существу он оказался сорван. Однако проблема была не только в установлении границ между колхозами. Стремление во что бы то ни стало увеличить урожаи зерновых культур и погоня за проведением землеустройства приводили к тому, что луга, клевер и другие ценные угодья отводились под пашню. В результате нарушался севооборот в колхозах, от чего зависели будущие урожаи и количество кормов для скота.
Урожайность зерновых в Западной области в период с 1933 по 1936 гг. неуклонно снижалась. В 1936 г. урожаи ржи и пшеницы были примерно в полтора-два раза меньше аналогичных показателей 1933 г.
Согласно данным Западного облземуправления на 10 октября 1936 г., не подлежавшие доработке севообороты существовали только в 1865 из 13 136 колхозов области и еще в 3915 колхозах они нуждались в переделке. В остальных колхозах Западной области границы севооборотов либо не сохранились, либо вообще отсутствовали.
118
Ситуация в сфере животноводства Западной области вообще была близка к катастрофической. Поголовье лошадей к началу 1937 г. составляло лишь 50,7 % от уровня 1928 г., поголовье крупного рогатого скота — 72,5 %, а поголовье овец — только 25,1 %. Главная причина заключалась в неудовлетворительном содержании животных. Нехватка кормов, плохо приспособленные помещения, скученные условия содержания при наличии инфекционных болезней, небрежное обращение со стороны персонала и другие подобные факторы неуклонно вели к падению уровня животноводства.
Так, одним из непосредственных результатов циркуляра областной прокуратуры № 4р 4/124 от 3 марта 1937 г. «О мероприятиях по содействию прокуроров в выполнении плана весеннего сева» и общей тенденции на ужесточение репрессивной политики стало уголовное дело по обвинениям во «вредительстве» и других контрреволюционных преступлениях, возбужденное в апреле 1937 г. в селе Андреевское одноименного района Западной области. Этот показательный процесс проходил еще до ареста областного руководства и соответствующей августовской телеграммы из Москвы. В этом его существенная особенность и отличие от других судебных процессов на Смоленщине.
Под стражей оказалось шесть местных жителей, среди которых были старший землеустроитель Андреевского района К. В. Румянцев, землеустроитель того же района В. А. Журавлев, зоотехник по племенному скоту при Андреевском райзо И. Г. Кольцов, десятник по строительству, также работавший при Андреевском райзо, В. С. Сергеев, учитель географии, русского и немецкого языков Андреевской средней школы Б. В. Мясоедов и бухгалтер Андреевского отделения госбанка И. А. Алексеев. Во время предварительного следствия все арестованные содержались в тюрьме города Смоленска.
Пятеро из обвиняемых, кроме Румянцева, являлись коренными жителями Андреевского района и были еще сравнительно молодыми людьми. Старшему, Сергееву, было едва за сорок, младшему, Румянцеву, немногим более тридцати. Все были беспартийными и ранее не судимы. У всех на иждивении находились несовершеннолетние дети, не считая остальных членов семей. Румянцев до ареста состоял членом ВЛКСМ, откуда был исключен «в связи с настоящим делом».
Обвиняемые были знакомы друг с другом, однако в основном это знакомство было «шапочным», как с односельчанами. Журавлев и Румянцев были знакомы по работе, но отношения между ними были натянутыми. Румянцев и Кольцов жили в одном доме и нередко по-соседски скандалили друг с другом. К Кольцову домой часто захо
119
дили знакомые для того, чтобы «выпить». Среди них по нескольку раз бывали и обвиняемые. По жалобам Румянцева, Кольцов «за нетактичное поведение» был дважды оштрафован милицией. Казалось, что эти люди были ничем особенным не примечательны, и на первый взгляд было не совсем понятно, что могло их объединять.
Действительная причина, по которой все обвиняемые оказались под следствием, заключалась в их прошлом и социальном происхождении. Мясоедов был сыном сельского священника, закончил духовную семинарию в Смоленске и два курса Московского коммерческого института, откуда по мобилизации в 1916 г. был призван в армию. В старой русской армии он служил прапорщиком, но впоследствии, с 1918 по 1921 гг., являлся военнослужащим Красной армии. В 1933 г., работая в Андреевском леспромхозе, Мясоедов арестовывался сотрудниками ОГПУ по обвинению во вредительстве, находился под стражей около 50 дней и был освобожден за недоказанностью.
Алексеев воспитывался в семье дяди, который до революции был волостным старшиной. Как и Мясоедов, он тоже служил прапорщиком в старой русской армии и затем был призван в РККА. Журавлев происходил из семьи зажиточных крестьян, закончил гимназию в Сычевке и был женат на дочери священника. Его отец до революции занимался торговлей, имел собственную бакалейную лавку и одно время служил доверенным лицом у купца Тарабукина по скупке льна.
Румянцев и Кольцов также происходили из семей зажиточных крестьян, что, правда, не мешало Румянцеву состоять в комсомоле. В хозяйстве родителей Кольцова в годы нэпа была наемная работница. Из шести подследственных один только Сергеев был по происхождению крестьянином-середняком, но и его прошлое не было безупречно: еще в первые годы Советской власти он был исключен из партии большевиков за «совершение религиозного обряда».
Главное обстоятельство, благодаря которому были арестованы именно эти жители села Андреевское, стало ясно даже им самим. В заявлении, адресованном своему земляку, уроженцу Сычевского уезда Смоленской губернии секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Андрееву с просьбой обратить внимание на их дело, они прямо указали причину ареста: «...Мы совершенно искусственно были объединены в контрреволюционную группу. В основу было положено исключительно социальное происхождение».
Другими словами, сотрудники НКВД арестовали не виновников хозяйственных преступлений как таковых, но тех, кого либо они сами, либо кто-то еще счел врагами, независимо от их причастности к хозяйственным прегрешениям. На этот момент важно обратить
120
особое внимание. В начале 1937 г. началось постепенное ужесточение репрессивной политики. Одними из первых в числе жертв оказались ни в чем не повинные, но с социально-политической точки зрения наиболее уязвимые граждане, которые еще со времен коллективизации и гражданской войны воспринимались как «социально-чуждые элементы» и потенциальные враги советской власти.
Вряд ли будет преувеличением сказать, что как само уголовное дело, так и последующий судебный Андреевский процесс были одной сплошной фальсификацией. В этой связи не имеет большого смысла заострять внимание на всех уголовно-процессуальных нарушениях и несоответствиях, допущенных во время предварительного и судебного следствия. Подобные процедуры в той ситуации являлись всего лишь формальностью, поскольку арестованных в любом случае следовало выставить главными виновниками провалов «политики партии и правительства» на уровне района.
Всем обвиняемым, исключая отдельные детали, было предъявлено обвинение в принадлежности к контрреволюционной организации и активной деятельности, направленной «к использованию выборов в органы государственного управления в антисоветских целях, в целях подрыва доверия к ВКП(б) и Советской власти, в целях провала верных компартии кандидатов и выбора своих кандидатов». Отдельные «участники контрреволюционной группы» также обвинялись в том, что «проводили вредительскую подрывную деятельность в сельском хозяйстве».
Даже при общем ознакомлении с обвинениями, которые были предъявлены арестованным во время предварительного следствия, хорошо заметно, что сотрудники органов госбезопасности пытались буквально ухватиться за любые безобидные или малозначительные факты, которые могли бы скомпрометировать арестованных и выставить их в качестве «вредителей» и «контрреволюционеров».
Алексеева, например, обвинили в связях с летчиком по фамилии Шигин, который работал в Москве, летал в Германию и якобы встречался там с сыном Троцкого Седовым. В 1936 г. Шигин, по словам Алексеева, был арестован и просидел под стражей несколько месяцев.
Летчик Шигин был, по-видимому, родом из Андреевского района, куда он приезжал в 1936 и 1937 гг. для того, чтобы распорядиться своим имуществом. Алексеев заявил, что с Шигиным он не знаком, но слышал о нем от своей тещи и ее сестры, которая жила в доме Ши-гина.
Алексеева также обвинили в том, что он якобы вербовал в контрреволюционную организацию И. Смирнова — единственного свиде
121
теля, на показаниях которого было построено обвинение о принадлежности всех обвиняемых к контрреволюционной организации. Возглавлял эту организацию якобы Мясоедов. Смирнов вообще проживал в Сычевском районе и приезжал в село Андреевское «по делам», где действительно встречался с Алексеевым и Журавлевым.
Во время предварительного и судебного следствия Алексеев категорически отрицал показания Смирнова и заявил, что с ним он виделся в апреле 1937 г. четыре раза: «два раза мы вместе выпивали», «в одной выпивке принимал участие и обвиняемый Журавлев», но никаких разговоров на политические темы не вели.
Обвиняемый Журавлев уже во время суда дал по этому поводу следующие показания: «В апреле месяце 1937 года я ездил на автомашине вместе со свидетелем Смирновым со станции Ново-Дугино в село Андреевское, по дороге Смирнов старался вести разговоры о выборах в Советы и говорил, что нам надо выбирать своих людей, я со своей стороны запретил Смирнову говорить на эти темы. В том же месяце 1937 г., я был в квартире свидетеля А.... где был и Смирнов... Мы стали выпивать, за выпивкой Смирнов... стал говорить, что при выборах надо выбирать своих людей, и назвал Румянцева, Мясоедо-ва, но Смирнову запретили говорить на эту тему».
По логике того времени прошлое Смирнова было «чернее», чем у всех обвиняемых вместе взятых. В «преступном прошлом», с 1914 по 1917 гг., Смирнов служил письмоводителем в полицейском управлении города Кронштадта. В 1929 г. он был арестован сотрудниками ОГПУ и осужден. Срок лишения свободы Смирнов отбывал на Беломорканале и был досрочно освобожден.
Смирнов, судя по всему, являлся типичным агентом-осведомителем-лжесвидетелем-провокатором в одном лице, которых использовали сотрудники органов госбезопасности из числа скомпрометированных перед советской властью лиц. Прекрасно осознавая свое шаткое положение, он был готов дать любые показания и совершить любые действия, необходимые сотрудникам НКВД.
Предъявленные арестованным обвинения были общего, неконкретного характера или просто несущественны. Проходившие по делу свидетели, кроме Смирнова, ничего по-настоящему компрометирующего обвиняемых не сообщили. Очные ставки между обвиняемыми не проводились. Количество и содержание очных ставок, проведенных между обвиняемыми и свидетелями, для полноценного следствия было явно недостаточным. По словам обвиняемых, со следственными документами работники НКВД им должным образом
122
ознакомиться не дали. Никто из арестованных во время предварительного следствия виновным себя не признал.
После завершения предварительного следствия уголовное дело было передано в областную прокуратуру для последующей передачи в суд. Судебное заседание было назначено на 24 августа, но копии обвинительного заключения были вручены обвиняемым только поздним вечером 22 августа. Все оставшееся время обвиняемые провели на этапе. Из Смоленска они к вечеру 23 августа 1937 г. были доставлены в село Андреевское. Времени на то, чтобы как следует ознакомиться с обвинениями, у них не осталось.
Первая публикация о предстоящем процессе, являвшаяся компиляцией обвинительного заключения, появилась в газете «Рабочий путь» от 23 августа 1937 г., и, как ни странно, о многих своих «преступлениях» обвиняемые узнали почти в один день с читателями газеты и в общей сложности примерно за сутки до начала суда.
Содержание обвинительного заключения, копии которого были вручены обвиняемым, стало для них настоящим откровением. По крайней мере, четверым из арестованных не были предъявлены многие или даже большинство изложенных в обвинительном заключении обвинений.
Уголовное дело было элементарно не доследовано. При других обстоятельствах оно, скорее всего, было бы возвращено на доследование либо прокуратурой, либо после подготовительного заседания суда, но в той ситуации никаких протестов заявлено не было. Заместитель областного прокурора по спецделам Тимошин, рассмотрев материалы предварительного следствия, дал следующее заключение: «Действия обвиняемых... квалифицированы правильно, дело направить на рассмотрение спецколлегии Запоблсуда». Специальная коллегия также приняла дело к рассмотрению без каких-либо возражений.
Перед началом судебного процесса действия Румянцева и Журавлева были квалифицированы по ст. 58-7, 10, ч. 1, Кольцова — по ст. 58-7, Мясоедова, Сергеева и Алексеева — по ст. 58-10, ч. 1 УК РСФСР. Одновременно все «участники разоблаченной контрреволюционной банды» обвинялись по ст. 58-11 УК РСФСР.
Слушание проходило в обычном порядке. Показания о хозяйственной деятельности слушались публично, сведения о «контрреволюционной агитации» звучали только при закрытых дверях. Подсудимые категорически отрицали все обвинения в контрреволюционной деятельности и давали объяснения по фактам предъявленных им обвинений. После допроса обвиняемых слово было предоставлено свидетелям, трое из которых на суд не явились. Среди них был
123
и Смирнов — главный свидетель обвинения. Подсудимых больше не допрашивали, они только время от времени делали дополнения и заявления.
Большинство свидетельских показаний, как и на последующих показательных процессах, звучали либо голословно, либо не были подкреплены соответствующими следственными материалами. Показания свидетелей, если оценивать их с юридической точки зрения, звучали «неконкретно и неубедительно» или были явной клеветой. По словам подсудимых, некоторые свидетели, возводя на них клеветнические показания, просто воспользовались моментом и сводили с ними личные счеты. Показания по поводу трудовой деятельности обвиняемых, при беспристрастном рассмотрении дела, не значили бы ровным счетом ничего без соответствующей проверки и документации. Никакие оправдательные доводы или аргументы со стороны подсудимых в расчет вообще не принимались. Большинство сделанных ими заявлений и ходатайств были просто проигнорированы.
По-видимому, это был первый и последний показательный политический процесс в области, во время которого адвокат действительно пытался защитить своих подопечных. Сентюрин заявил, что предъявленное обвинение не доказано и нет никакого состава преступления со стороны Мясоедова и Сергеева, которых он требовал оправдать. В отношении Румянцева и Журавлева Сентюрин потребовал применить ст. 109 и в отношении Кольцова ст. 111 УК РСФСР (дело Алексеева суд решил пока отложить). Сентюрин так ревностно и эмоционально отстаивал свою точку зрения, что упал в обморок прямо в зале суда.
По поводу его речи спецколлегия вынесла резкое определение о том, что «...член партии Сентюрин в прениях сторон выступил с явно антипартийной и антисоветской речью... несмотря на бесспорность доказательств...». Спецколлегия также определила довести этот факт до сведения обкома и поставить перед коллегией защитников вопрос об увольнении Сентюрина.
Подсудимые и в ходе судебного заседания виновными себя не признали. Материалами предварительного и судебного следствия их вина в совершении контрреволюционных преступлений была совершенно не доказана. Тем не менее пятеро из них были приговорены к длительным срокам заключения — от восьми до десяти лет и, соответственно, к трем и пяти годам поражения в правах.
В первой телеграмме об организации показательных процессов не было точных указаний о том, какой приговор следует вынести подсудимым. В последний день процесса 26 августа 1937 исполняющий
124
обязанности первого секретаря Западного обкома ВКП(б) Д. С. Ко-ротченко отправил секретарю ЦК ВКП(б) Сталину шифрованную телеграмму, в которой в общих чертах описал ход процесса, сообщив об ожидании приговора. Ответная телеграмма была отправлена вечером следующего дня, но приговор к тому времени уже был вынесен. Ответ Сталина был немногословным, но совершенно недвусмысленным: «Советую приговорить вредителей Андреевского района к расстрелу, а о расстреле опубликовать в местной печати. Секретарь ЦК Сталин»60.
Чтобы выполнить этот немногословный «совет», понадобилось соблюсти ряд формальностей. Прокуратура Западной области через прокурора СССР А. Я. Вышинского опротестовала приговор в Верховном суде РСФСР. Спецколлегия Верховного суда РСФСР 29 августа 1937 г. отменила приговор «за мягкостью» и вернула дело на новое рассмотрение. Обвинения, выдвинутые в отношении Мясо-едова и Сергеева, были дополнительно квалифицированы по статье 58-7 УК РСФСР на том основании, что они «также входили в контрреволюционную организацию, занимавшуюся вредительством». Согласно определению Верховного суда меру наказания к ним следовало применить «в соответствии со степенью их социальной опасности».
После завершения судебного процесса обвиняемые были препровождены в тюрьму города Вязьмы и принялись писать кассационные жалобы. В них они последовательно и подробно излагали обстоятельства своего дела и перечисляли нарушения, допущенные в ходе предварительного и судебного следствия. Прекрасно понимая, что судят их не за «преступления», но за их прошлое и социальное происхождение, осужденные тем не менее не теряли надежды найти заступника в лице верховной судебной власти.
Второй судебный процесс, также организованный как показательный, проходил с 3 по 6 сентября 1937 г. и мало чем отличался от первого. Были заменены состав суда, государственный обвинитель и защитник. Ко времени начала второго процесса «преступления» всех шести обвиняемых были квалифицированы совершенно одинаково: по ст. 58-7, 10, ч. 1 и 11 УК РСФСР.
Судебное следствие во время второго процесса было еще более безапелляционным, показания свидетелей звучали гораздо убежденнее и походили на цитаты из районных газет.
60 Трагедия советской деревни... Т. 5. (1937-1939). Кн. 1. (1937). С. 400-401.
125
Все подсудимые были приговорены к высшей мере наказания. Кассационные жалобы и ходатайства о помиловании были оставлены без удовлетворения, и приговор был приведен в исполнение.
Судьбы осужденных в ходе показательных политических судебных процессов сложились по-разному:
Андреевский районный процесс (24-26 августа, 3-6 сентября 1937 года). По делу проходило шесть обвиняемых. Все осужденные были приговорены к высшей мере наказания, и приговор приведен в исполнение.
Ярцевский районный процесс над работниками конторы «Загот-зерно» и уполномоченным комитета заготовок СНК СССР (18-19 сентября 1937 года). Все трое обвиняемых — бывший уполномоченный комитета заготовок СНК СССР по Ярцевскому району П. М. Тепкин, бывший управляющий конторой М. Б. Лавренов и бывший технический руководитель И. Рудник — были приговорены к высшей мере наказания.
Процесс над работниками отдела землеустройства Западного областного земельного управления (25-30 сентября 1937 года). Десять из одиннадцати обвиняемых — бывший начальник отдела землеустройства Ф. П. Светлов, бывшие главный и старший инженеры Н. П. Артемьев и Ф. И. Муравьев, бывший инспектор отдела Н. С. Павлов, бывшие старший землеустроитель и техник-землеустроитель Издешковского райзо А. В. Власов и И. М. Собешкин, бывший старший землеустроитель Дорогобужского райзо Е. Н. Лелянов, бывший старший землеустроитель Глинковского райзо И. М. Токма-чев, бывший землеустроитель этого же района С. В. Фалк и бывший землеустроитель Смоленского райзо И. Ф. Московский — были приговорены к высшей мере наказания. Бывший землеустроитель Глинковского райзо С. И. Кузнецов был осужден на десять лет лишения свободы и пять лет поражения в правах.
Верховный суд СССР в «порядке помилования» заменил осужденным С. В. Фалку и И. Ф. Московскому высшую меру наказания на десять лет лишения свободы и пять лет поражения в правах. Остальные были расстреляны. В марте 1940 г. судебная коллегия Верховного суда СССР изменила приговор специальной коллегии Западного областного суда и переквалифицировала действия всех осужденных на ст. 109 УК РСФСР. Оставшимся в живых троим осужденным сроки наказания были снижены до 2 лет 6 месяцев лишения свободы, остальным уменьшены до 5 лет, но «за смертью осужденных» приговор в исполнение не был приведен. Определение судебной коллегии Верховного суда СССР было предписано приобщить к следственно
126
му делу в секретном порядке и не сообщать об этом родственникам. В случае обращения последних в суд надлежало выдавать им справки только о переквалификации преступлений. Помимо этого сотрудниками Верховного суда СССР была дана еще одна очень важная инструкция, касавшаяся родных и близких осужденных: «В необходимых случаях надлежит принять меры, чтобы родственникам не чинились препятствия местными органами в связи с судимостью... осужденных (ограничение в выдаче паспортов, при поступлении детей в учебные заведения, ограничения по службе и т. п.). В таких случаях необходимо поставить соответствующие органы в известность об изменении квалификации преступления с тем, чтобы родственники осужденных ни в какой степени не были стеснены в своих правах в связи с прошлой судимостью осужденных».
Сычевский районный процесс (13-18 октября 1937 года). Девять из десяти обвиняемых — бывший секретарь райкома Е. Ф. Красиль-ников, бывший председатель райисполкома С. К. Богданов, бывший заведующий райзо А. И. Павлов, бывший землеустроитель райзо Н. И. Буланов, бывший директор племхоза «Сычевка» А. Д. Лебедев, бывший начальник политотдела племхоза А. П. Петров, бывший председатель сельсовета А. П. Семенов, бывшие районные ветврачи Е. А. Рябушенко и Д. Н. Шмелев — были приговорены к высшей мере наказания и один подсудимый, бывший районный прокурор И. А. Кудрявцев, к 15 годам лишения свободы и 5 годам поражения в правах. Приговор был отменен Верховным судом СССР, и дело возвращено на доследование со стадии предварительного следствия. В дальнейшем действия Е. Ф. Красильникова были переквалифицированы на ст. 111, а еще восьми человек, проходивших по этому делу, на ст. 109 и УК РСФСР. К началу 1939 г. Е. Ф. Красиль-ников, С. К. Богданов, А. И. Павлов, Н. И. Буланов и А. П. Петров были осуждены на сроки от 1 до 5 лет. В отношении А. Д. Лебедева, А. П. Семенова, И. А. Кудрявцева и Е. А. Рябушенко уголовные дела были прекращены.
Вяземский районный процесс над работниками совхоза «Андрей-ково» (23-28 октября 1937 года). По делу проходило 12 человек: бывший директор совхоза «Андрейково» М. Н. Большаков, бывший начальник политотдела совхоза И. Г. Найкин, бывший ветврач Б. Р. Корогодов, бывшие зоотехники И. Ф. Мельников, В. Ф. Сырников и Е. В. Демьянов, бывшие бригадиры животноводов В. С. Латышев и К. 3. Эрдман, бывший санитар-скотник С. С. Таболов, бывший агроном П. П. Левандовский, бывшие скотники И. Н. Голубев и И. А. Ветров.
127
В процессе судебного слушания материалы на Эрдмана и Ветрова были выделены для доследования. Остальные девять подсудимых были приговорены к высшей мере наказания и один из них (Латышев) к 15 годам лишения свободы и 5 годам поражения в правах. Приговор был отменен Верховным судом СССР, и дело возвращено на доследование со стадии предварительного следствия. В ходе доследования материалы на Корогодова, Таболова, Левандовского и Голубева были выделены в отдельное делопроизводство.
Впоследствии обвиняемого Найкина суд оправдал. Преступления остальных пяти обвиняемых были переквалифицированы на ст. 109 УК РСФСР. Трое были осуждены на 1 год и 6 месяцев лишения свободы и еще один — сроком на год. Латышев в мае 1939 г. был освобожден из-под стражи под подписку о невыезде.
По данным, содержащимся в деле, Корогодов, Таболов, Левандов-ский, Голубев и Эрдман были репрессированы, но уже по совершенно другим мотивам. Левандовского и Эрдмана осудили и расстреляли в ходе проведения «национальных операций» НКВД, жертвами которых стали многие проживавшие на Смоленщине поляки и латыши. Корогодов оказался среди бывших работников совхоза «Андрейко-во», репрессированных как «агенты иностранных разведок». Таболова и Голубева расстреляли как бывших кулаков. Примечательно, что осуждены они были особой тройкой при УНКВД по обвинениям, выдвинутым против них в начале следствия и предусмотренных ст. 58-7 и 11 УК РСФСР.
Рославлъский районный процесс над работниками конторы «За-готзерно» (13-16 ноября 1937 года). Четверо из пяти обвиняемых — бывший заведующий конторой «Заготзерно» П. Н. Клягин, бывший технический руководитель А. Г. Курлевич, бывшие завскладами И. Е. Алфименков и В. В. Коношенков — были приговорены к высшей мере наказания. Бывший завскладом П. А. Тылин был осужден на 15 лет лишения свободы и 5 лет поражения в правах. Верховный суд «в порядке помилования» заменил двоим осужденным расстрел на 15 лет лишения свободы и 5 лет поражения в правах. Смертный приговор в отношении Клягина и Курлевич был приведен в исполнение.
В сентябре 1938 г. преступления Алфименкова, Коношенкова и Тылина были переквалифицированы Верховным судом СССР на ст. 109 УК РСФСР, а сроки наказания уменьшены до 3 лет лишения свободы.
Процесс над работниками отдела животноводства Западного (Смоленского) областного земельного управления (24- 28 ноября 1937 го
US
да). По делу проходило восемь обвиняемых: бывший заместитель начальника облзу по животноводству И. В. Кадетский, бывший начальник ветеринарного управления облзу А. У. Коршаков, бывшие начальники конеуправления облзу И. Д. Фомин и Я. Ю. Юрмальнек, бывший зоотехник управления животноводства облзу А. К. Ургор-чеев, бывший старший зоотехник управления животноводства облзу И. 3. Райхлин, бывший ветврач ветеринарного управления облзу В. Ф. Рокачевский и бывший научный сотрудник Всесоюзного института экспериментальной ветеринарии А. П. Юранов. Все подсудимые были приговорены к высшей мере наказания. Верховный суд СССР отменил приговор и отправил дело на доследование. В итоге в отношении Юранова и Ургорчеева дела были прекращены, Фомин был судом оправдан. Материалы следствия на Юранова были перед этим приобщены к уголовному делу о руководстве Сычевского района. Преступления Кадетского, Коршакова и Райхлина были переквалифицированы на ст. 111, а Рокачевского на ст. 179 УК РСФСР (изготовление, хранение, приобретение и сбыт сильнодействующих ядовитых веществ). Все четверо были приговорены к 1 году 6 месяцам лишения свободы. Материалы на Юрмальнека были выделены в отдельное делопроизводство. Бывший секретарь Вяземского райкома Юрмальнек был осужден и расстрелян в ходе проведения «латышской операции» НКВД.
Сроки лишения свободы отсчитывались с момента предварительного заключения. Многие осужденные успели отбыть их, находясь под следствием.
2.4.3. Приказ НКВД № 00447: реализация в регионе
2 июля 1937 г. политбюро ЦК ВКП(б) принимает постановление «Об антисоветских элементах». Это был текст телеграммы секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий:
«Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, — являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности.
ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немед
129
ленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.
ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке»61.
3 июля 1937 г. всем начальникам НКВД было дано еще одно задание — к 10 июля представить списки на все семьи лиц, которые были осуждены после 1 декабря 1934 г. (день убийства С. М. Кирова) Военной коллегией Верховного суда, а также списки на социально опасные семьи лиц, осужденных спецколлегиями судов.
Планомерная подготовка к массовым политическим репрессиям в соответствии с решением политбюро ЦК ВКП(б) и рядом других документов осуществлялась по всей стране в июле 1937 г. Сотрудники НКВД должны были немедленно взять на учет всех «возвратившихся на родину» после освобождения из ссылки или заключения «кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны... а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы»62.
Органам государственной безопасности была тем самым уготована роль главного инструмента репрессивной политики. Начиная уже с этого момента сотрудников НКВД, вопреки недавним установкам, стали ориентировать на аресты, осуществляемые не по фактам совершения преступлений, но по совершенно иным социальным признакам.
Решение ЦК ВКП(б) лишь в общих чертах формулировало характер предстоящих операций, подробности которых уточнялись в течение июля 1937 г. Одновременно расширялись категории потенциальных жертв намеченных репрессивных акций.
Для подготовки карательных операций типографским способом были изготовлены специальные учетные листы, каждый из которых назывался «справка на подлежащего репрессированию». Такие «справки» состояли из двух листов обычного делопроизводственного формата, на которых в объеме трех страниц располагались 15 учетных пунктов, содержавших сведения личного характера о каждой из намеченных жертв: фамилию, имя, отчество; гражданство; наци
61 Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД... С. 234-235.
62 Там же. С. 235.
130
ональность и подданство; место жительства; социальное положение, место работы и род занятий в прошлом; имущественное положение; судимость (за что, по какой статье и на сколько лет); был ли раскулачен и выслан; отбыл ли меру наказания (где, сколько лет) или бежал (когда, откуда); род занятий и место работы в настоящее время; состав семьи, возраст, род занятий членов семьи и где они проживали; был ли за границей (где, когда, как долго, как вернулся); данные о контрреволюционной деятельности в прошлом (следовало написать конкретно и с указанием источников); данные о контрреволюционной деятельности, связи с контрреволюционным или уголовным элементом в настоящее время; по какому агентурному делу проходил.
В июле 1937 г. сотрудники органов госбезопасности НКВД, действовавшие на территории Западной области, заполняли подобные справки, которые впоследствии приобщались к следственным делам и заменяли справки на арест, применявшиеся при обычных следственных действиях. На основе подобных данных, собираемых со всей страны, для каждого региона в отдельности устанавливались так называемые «лимиты» — количество граждан, подлежавших репрессиям.
На основе указанного постановления ЦК 30 июля 1937 г. вышел оперативный приказ Народного комиссара внутренних дел СССР Н. И. Ежова № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов».
В соответствии с приказом под репрессии подпадали «бывшие кулаки, вернувшиеся после отбытия наказания и продолжающие вести активную антисоветскую подрывную деятельность», «бывшие кулаки, бежавшие из лагерей и трудпоселков, а также кулаки, скрывшиеся от раскулачивания, которые ведут антисоветскую деятельность», «бывшие кулаки и социально опасные элементы, состоявшие в повстанческих, фашистских, террористических и бандитских формированиях, отбывшие наказание, скрывшиеся от репрессий или бежавшие из мест заключения и возобновившие свою антисоветскую преступную деятельность», «члены антисоветских партий», «бывшие белые, жандармы, чиновники, каратели, бандиты, бандпособники», грабители, воры-рецидивисты, скотоконокрады, члены «фашистских, террористических и шпионско-диверсионных контрреволюционных формирований».
Все они делились на две категории: первая подлежала «немедленному аресту и, по рассмотрении их дел на тройках, — расстрелу»; вторая — заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет.
Операцию предписывалось начать 5 августа и закончить в течение четырех месяцев. Допускалось использование войсковых или милицейских подразделений.
131
По приказу № 00447 всего планировалось подвергнуть аресту 258 950 человек. Для Западной области первоначальное количество репрессируемых было определено в 6 тысяч человек. Из этого числа одну тысячу необходимо было расстрелять или «рассмотреть дела по первой категории», а остальных приговорить к различным срокам лишения свободы, что означало «рассмотреть дела по второй категории».
Сроки операции, которую первоначально планировалось закончить к декабрю 1937 г., постепенно отодвигались вплоть до ноября 1938 г.
На каждого арестованного предполагалось заводить следственное дело. Само следствие требовалось проводить «ускоренно и в упрощенном порядке». По окончании следствия дело направлялось на рассмотрение тройки.
Стандартный набор документов по каждому следственному делу должен был включать ордер на арест, протокол обыска, материалы, изъятые при обыске, личные документы, анкету арестованного, аген-турно-учетный материал, протоколы допросов и краткое обвинительное заключение.
Следственное дело обычно начиналось справкой на арест, в которой в общих чертах излагались основания для данной меры пресечения. Каждая такая справка должна была подписываться составившим ее оперативным сотрудником и кем-либо из руководящих работников органов госбезопасности (как правило, не ниже уровня заместителя начальника отдела УГБ или начальника районного отдела областного УНКВД).
Следственные дела могли быть групповыми и индивидуальными. Для упрощения процедуры следствия многие уголовные дела в годы репрессий оформлялись как групповые, причем количество арестованных, проходивших по каждому из таких дел, могло достигать нескольких десятков человек.
Следственные действия во время массовых репрессий 1937— 1938 гг. на Смоленщине осуществляли оперативные сотрудники, состоявшие во всех отделах управления государственной безопасности независимо от их наименований. Основная «нагрузка» возлагалась на сотрудников 3, 4 и 5 отделов УГБ УНКВД по Западной (Смоленской) области. Третий отдел УГБ областного УНКВД в основном занимался репрессиями в отношении национальных контин-гентов. Четвертый, как и прежде, предпринимал карательные меры в отношении «антисоветских элементов». Репрессии против военнослужащих Белорусского военного округа осуществлялись, главным
132
образом, через 5-й отдел УГБ УНКВД по Западной (Смоленской) области.
В проведение массовых репрессий были вовлечены и сотрудники других отделов или управлений УНКВД по Смоленской области, как, например, работники милиции, которые принимали участие в арестах, обысках, конвоировании, допросах арестованных и даже в приведении приговоров в исполнение.
В целом репрессивную деятельность по политическим мотивам в период 1937-1938 гг. на Смоленщине осуществляли несколько формально не зависимых друг от друга органов государственной безопасности: УГБ УНКВД по Западной (Смоленской) области, дорожно-транспортные отделы ГУГБ НКВД Западной и Московско-Киевской железных дорог, 3-й отдел при Вяземлаге ГУЛАГа НКВД и с июня 1938 г. О О НКВД Белорусского военного округа.
Работники 3-го отдела при Вяземлаге НКВД, как и сотрудники отделения третьего отдела УГБ при ОМЗ областного УНКВД, осуществляли репрессии по политическим мотивам в отношении заключенных. Для этой цели по линии НКВД СССР издавались специальные циркуляры, содержавшие указания на проведение репрессий против данной категории советских граждан.
Количество оперативных работников в районном аппарате УНКВД по Смоленской области было недостаточным для осуществления широкомасштабных акций, поэтому при проведении массовых репрессий были созданы специальные межрайонные оперативные группы, укомплектованные дополнительно привлеченными сотрудниками органов госбезопасности. Имеются данные о существовании Смоленской, Велижской, Вяземской, Рославльской и Су-хинической межрайонных оперативных групп (межрайопергрупп), работой которых, как правило, руководили сотрудники областного аппарата УНКВД.
В качестве основных внесудебных органов выступали тройки, действовавшие при республиканских, краевых и областных НКВД-УНКВД, выносившие приговоры заочно и на основании одних только следственных материалов. В состав троек, если речь шла, например, о репрессиях в масштабе области, как правило, входили первый секретарь обкома ВКП(б) и начальник областного УНКВД. В роли третьего участника мог выступать областной прокурор или кто-нибудь из высокопоставленных работников области. Понятие «тройка» подразумевало только основной состав участников, потому что на заседаниях обычно присутствовал секретарь, фамилия которого тоже
133
фигурировала в документах. Прокурор области мог принимать участие в заседаниях тройки помимо основных членов.
Состав троек, действовавших при местных НКВД-УНКВД в различных регионах, автономных и союзных республиках СССР, был первоначально определен в оперативном приказе НКВД № 00447 и впоследствии неоднократно менялся.
В первый состав при УНКВД по Западной области вошли исполняющий обязанности первого секретаря Западного обкома ВКП(б) Д. С. Коротченко, начальник УНКВД по Западной области В. А. Ка-руцкий и председатель Запоблисполкома К. И. Бидинский. Все трое были людьми для области новыми, еще не успели обрасти прочными связями и знакомствами, поэтому, скорее всего, выносили приговоры без особых сожалений. Каруцкий был назначен начальником УНКВД по Западной области в апреле 1937 г., Коротченко и Бидинский получили свои посты в июне этого же года после «разоблачения» бывшего «вражеского» руководства во главе с секретарем обкома партии Румянцевым.
По словам прокурора Западной (Смоленской) области Терентье-ва, впоследствии также принимавшего участие в заседаниях особой тройки при областном УНКВД, рассмотрение следственных дел порой затягивалось далеко за полночь, вследствие чего прокурор часто возвращался домой только под утро63.
Сотрудники ДТО ГУГБ НКВД Западной железной дороги, 3-го отдела при Вяземлаге НКВД и позднее ОО НКВД Белорусского военного округа также направляли следственные дела на рассмотрение тройки при УНКВД по Западной (Смоленской) области. Причем сотрудники ДТО Западной железной дороги делали это независимо от того, где возникло следственное дело — на территории Смоленщины или Белоруссии. Основным внесудебным органом, на рассмотрение которого передавали следственные дела сотрудники ОДТО ГУГБ НКВД станции Фаянсовая, являлась тройка при УНКВД по Тульской области. Таким образом обвиняемый мог быть арестован, к примеру, на территории Вяземского района Смоленской области, но осужден тройкой при УНКВД по Тульской области.
В протоколах заседаний тройки при УНКВД по Западной (Смоленской) области следственные дела обозначались номером того отдела УГБ УНКВД, за которым они числились. Номер отдела УГБ УНКВД в протоколах заседаний тройки мог фигурировать и в том случае, если сотрудники органов госбезопасности, производившие
63 АУ ФСБ СО. Д. 12243-с. Т. 2. Л. 90. 134
следствие, непосредственно в нем не состояли, но осуществляли оперативную деятельность под его руководством.
В остальных случаях следственные дела, выносившиеся на рассмотрение тройки, обозначались названием соответствующего органа госбезопасности — ДТО ГУГБ НКВД Западной железной дороги, ОО НКВД Белорусского военного округа, 3-го отдела при Вяземлаге НКВД или одного из районных отделов УНКВД.
Следственные дела в годы репрессий в силу большого количества арестованных часто оформлялись настолько небрежно, что даже члены троек порой были вынуждены возвращать их на доследование, прекрасно понимая отсутствие каких бы то ни было оснований для ареста и следствия. Во многих следственных делах, например, отсутствовали ордера на арест и необходимые подписи, которые должны были ставить руководящие сотрудники органов госбезопасности. Протоколы допросов в уголовных делах о контрреволюционных преступлениях, рассмотренных во внесудебном порядке, по словам самих же сотрудников органов госбезопасности, нередко были «трафаретными» и являли собой набор однообразных фраз и голословных обвинений, не подтвержденных реальными фактами.
Протокол тройки направлялся начальнику оперативной группы для приведения приговора в исполнение. Исполнение приговоров в отношении первой категории осуществлялось «с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение». Документы об исполнении приговора приобщались в отдельном конверте к следственному делу каждого осужденного.
Осужденные, приговоренные к смертной казни, поступали в распоряжение особых оперативных групп, состоявших из тщательно подобранных сотрудников НКВД. Оперативные группы приводили приговоры в исполнение и в строжайшей тайне осуществляли погребение тел расстрелянных в местах, известных только очень узкому кругу лиц, исключая даже основную массу сотрудников органов госбезопасности.
В состав одной из таких особых групп, действовавшей в феврале 1938 г. при УНКВД по Смоленской области, входили три человека: старший лейтенант милиции, одновременно являвшийся начальником группы, временно исполняющий дела (врид) коменданта УНКВД по Смоленской области в звании младшего лейтенанта госбезопасности и его помощник.
Приговоренным к расстрелу ничего об их участи не сообщали. После ликвидации каждой очередной партии осужденных сотрудники особой группы составляли специальный акт в одном экземпляре
135
под грифом «совершенно секретно», в котором указывали, что «решение заседания тройки приведено в исполнение путем расстрела» такого то числа в такое-то время и «трупы зарыты на установленную глубину». В актах также перечислялись фамилии расстрелянных, но места погребения специально не указывались. После оформления акты о приведении приговоров в исполнение, как и протоколы заседаний троек, сдавались в 8-й отдел УГБ УНКВД по Западной (Смоленской) области.
Родственникам, как правило, тоже никаких сведений о судьбе расстрелянных не сообщали и тела не выдавали. Вместо этого могли, например, по истечении определенного времени сообщить о том, что арестованный якобы скончался во время предварительного следствия или в местах заключения от какой-нибудь болезни.
В 1938 г. в прокуратуру Смоленской области попало письмо, тайно преданное из тюрьмы заключенным А. П. Лапышем, арестованным Дорогобужским райотделом УНКВД по Смоленской области. По-видимому, этот человек был взят под стражу в ходе проведения «национальных» операций НКВД. По мнению прокурорских работников, содержание письма являлось «в известной мере аналогичным с жалобами других арестованных».
В письме не только в общих чертах описана технология проведения массовых репрессий 1937-1938 гг., но и содержится своеобразный ответ из первых уст на вопрос о том, что творилось в сознании простых и ни в чем не повинных людей, неожиданно для себя оказавшихся под арестом в органах НКВД:
«Миша.
По лжедоносу одного мерзавца 9/VI (1938 г. — Е. К.) я арестован Дорогобужским райотделением НКВД, и мне предъявляют обвинение по ст. 58 УК п. 6 (шпионаж) и 58 п. 10 (агитация против Советской власти). Но это же такая ересь, что нет слов выразить возмущение. Но если бы ты знал, какие здесь применяют методы, для того чтобы заставить человека дать им нужные показания, и, получивши эти показания, пишут, что обвиняемый сам сознался в своих контрреволюционных преступлениях, ибо человека действительно заставили подписать. Когда меня стали допрашивать, начальник Чернявский так сказал: "Говори, кто тебя завербовал в польскую контрразведку и кого ты завербовал, какую шпионскую работу выполнял?!" Мне, сам знаешь, это стало смешно, ведь ничего подобного не знаешь ни душой, ни телом. Нет, говорит, сознаешься. И вот какую пытку он применил: поставил меня в отдельную комнату лицом к стене и посадил рядом милиционера, и заставил, чтобы я не шевелился, стоял
136
и держал руки по швам, и чтобы не давать мне спать. Через каждые два часа милиционер менялся, а я должен был стоять. Голова мутится, в глазах темно, я падал, меня поднимали, снова ставили и так держали 6 суток день и ночь, трое суток не давали кушать. Не дали капли воды. У меня стала трястись голова, от жары полопались губы, я плакал, меня ставили на колени, заставляли делать гимнастику, меня доведут до сумасшествия, и начальник Чернявский говорит, что будет так пытать столько дней, сколько вздумается, пока не скажешь то, что им нужно, и не подпишешь свое показание. Я говорит, сделаю из тебя получеловека, ты больше не жилец на свете, ты будешь есть собственное г[.....] и что я буду над тобой выделывать, никто не узнает64. И вот нужно выдумывать какую-нибудь историю, признавать себя шпионом, и ни в чем не виновный — признавать себя виновным, самому себе подписывать приговор, для того чтобы спасти хоть часть здоровья и жить. <...>
И вот, получив такое вынужденное признание за собственноручной подписью, они направляют материал в Смоленск, и там заочно осуждают на лет 10-15 тюрьмы, и все в порядке, ты уже враг. И здесь поступают [так] не только со мной одним, здесь есть человек 12 — белорусы, немцы, китайцы, на кого наклеветали, и тем более, кто имел несчастье родиться за границей. <...>
Мне кажется, что я попал в фашистские лапы, я нахожусь в каком-то чудовищном кошмаре, и я, кажется, не вынесу пыток <...>
Миша... напиши обо всем этом народному комиссару товарищу Ежову, пиши в ЦК ВКП(б), бей в набат, ведь они меня погубят. Ведь мне начальник райотдела НКВД Чернявский говорит, что мало этого, мы тебе еще будем вбивать под ногти булавки и иголки, а скажешь. Ведь люди под страхом пытки подписываются под любым показанием, что им напишут. <...>
Нужно немедленное вмешательство властей, ведь, может быть, здесь в РО НКВД и сидят враги, и делают все, чтобы отвлечь от себя внимание»65.
Порядок осуждения национальных контингентов был принципиально новым для органов ОГПУ-НКВД. Значительная часть следственных дел проходила через тройки, но очень многие латыши и по
64 В характеристике, составленной секретарем Дорогобужского райкома ВКП(б) в декабре 1938 года на Чернявского, отмечалось, что он «провел большую работу по выкорчевыванию враждебных элементов» в районе. ГАНИСО. Ф. 6. On. 1. Д. 325. Л. 46.
es ГАНИСО. Ф. 6. On. 1. Д. 325. Л. 79-81.
137
ляки были осуждены в так называемом «альбомном» порядке, имевшим свои особенности.
После ареста и окончания следствия на обвиняемых составлялись специальные справки, которые перепечатывались в виде списков и передавались на рассмотрение двух человек: начальника местного НКВД-УНКВД и прокурора. Отсюда возникло еще одно неофициальное название данного внесудебного органа — двойка. После вынесения приговора списки отсылались на утверждение в Москву, где их должны были утвердить нарком НКВД СССР и прокурор СССР, то есть Н. И. Ежов и А. Я. Вышинский. После утверждения списки возвращались обратно в регион для приведения приговоров в исполнение66.
Такой порядок осуждения был разработан исключительно для национальных контингентов. «Альбомным» он назывался потому, что списки обвиняемых печатались по широкой горизонтальной стороне листа и сшивались по узкой на манер альбома. Отсюда и своеобразные выражения сотрудников НКВД — «записать на альбом» или «снять с альбома», что означало вернуть дело на доследование.
Следственные дела по контрреволюционным преступлениям, подлежавшие рассмотрению во внесудебном порядке, не были поднад-зорны сотрудникам прокуратуры и передавались на рассмотрение напрямую. В том случае, если дело поступало на рассмотрение тройки или Особого совещания при НКВД СССР, в обвинительных заключениях указывались именно эти внесудебные органы. При рассмотрении следственного дела в «альбомном» порядке в обвинительном заключении приписывалось, что дело следует «направить на внесудебное рассмотрение в НКВД СССР».
Репрессиям подлежали также и лица, находившиеся в местах лишения свободы. Так, с 10 августа 1937 г. предлагалось начать и в двухмесячный срок закончить операцию по репрессированию наиболее активных антисоветских элементов из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковных и прочих контрреволюционеров, ведущих в лагерях антисоветскую подрывную работу. Кроме того, репрессиям подлежали и уголовные элементы, содержащиеся в лагерях и ведущие там преступную деятельность. Весь перечисленный контингент после рассмотрения дел на тройках подлежал расстрелу без дальнейшего согласования.
66 Петров Н. В., Рогинский А. Б. «Польская операция» НКВД 1937-1938 гг. // Репрессии против поляков и польских граждан: Выпуск 1. М., 1997. С. 28.
138
Как правило, особые тройки выносили обвинительные приговоры, формулировки в которых были стандартными: «РАССТРЕЛЯТЬ. Лично ему принадлежащее имущество конфисковать» или «заключить в ИТЛ сроком на ... лет, считая срок с ... г.».
Решения особой тройки оформлялись в виде специально напечатанных протоколов, которые подшивались на манер обычного канцелярского дела и сдавались в 8-й отдел УГБ УНКВД по Западной (Смоленской) области. Выписки (распечатки) из протоколов особой тройки с вынесенным приговором подшивались к следственным делам.
8 сентября 1937 г. Н. И. Ежов докладывал Сталину о первых итогах операции по репрессированию антисоветских элементов. Всего на 1 сентября 1937 г. было арестовано 146 225 человек. Из них 69 172 — бывших кулака, 41 603 — уголовника и 35 454 — контрреволюционных элементов. Из этого числа арестованных осуждено тройками — к расстрелу 31 530 и заключению в лагеря и тюрьмы 13 669 человек. «Уже первые результаты операции показывают, — писал Ежов, — что удар был нацелен правильно и что он наносился по тем наиболее враждебным элементам, которые, будучи мало затронуты в прошлом, являлись основной базой для работы контрреволюционеров всех мастей»67.
«Реализация» приказа № 00447 на Смоленщине за вторую половину 1937 г. выглядит следующим образом.
Приложение 33
Репрессированная Смоленщина, 1937-1938 гг. Репрессировано за август-декабрь 1937 г. (8829 чел.)
3500 -]
3068
3000 А
2500 4
2000 Ч
1000 А
1500 Н
500 Н
0
345
сентябрь
октябрь
ноябрь
декабрь
67 Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД... С. 337.
139
Основными мерами наказания за этот период стали: расстрел — 3702 человека, лишение свободы — 5068 человек (из них 10 лет ИТЛ — 4655 человек).
2 ноября 1937 г. постановлением политбюро ЦК ВКП(б) председателем особой тройки «по репрессированию кулацко-уголовных элементов взамен выбывших» по Смоленской области был утвержден начальник управления НКВД Наседкин.
К этому времени, как видно из диаграммы, план по высшей мере наказания на Смоленщине фактически уже был выполнен. И тогда, 20 ноября 1937 г., секретарь Смоленского обкома ВКП(б) М. С. Савинов в шифротелеграмме на имя Сталина и Ежова пишет: «Установленный для Смоленской области лимит кулацкой операции первой категории исчерпан. В связи с окончанием операции в ближайшее время необходимо осудить более 2-х тысяч человек активных контрреволюционеров — попов, сектантов, организаторов контрреволюционных формирований, террористов, большая часть которых должна быть отнесена к первой категории. Прошу разрешить увеличить лимит по первой категории на 1000 человек»68.
Подобного рода «заявки» с мест стали обычным делом в «соревновании» на уничтожение «врагов народа». 31 января 1938 г. политбюро ЦК ВКП(б) утвердило дополнительное количество подлежащих репрессии бывших кулаков, уголовников и «активного антисоветского элемента» по 22 краям и областям. Смоленской области в списке не было. И в этих последних областях (как и в Смоленщине. — Е. К.) работу троек по рассмотрению дел на бывших кулаков и других предписывалось закончить не позднее 15 февраля 1938 года.
По стране маховик репрессий заработал на всю свою мощь. А на Смоленщине отсутствие дополнительных лимитов резко снизило масштабы репрессивной практики уже в феврале 1938 года.
68 Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД... С. 432-433.
140
Приложение 34
Репрессированная Смоленщина, 1917-1953 гг. Репрессировано за январь-май 1938 г. (3039 чел.)
1600 Л
1464
1400 4
1000 А
1200 А
800 А
600 А
400 А
200 А
0
январь
февраль
март апрель
Но зато фактически в два раза вырос процент приговоренных к расстрелу: 2516 человека, или 83 %, в то время как в 1937 г. этот «показатель» составил «лишь» 42 %.
Размах репрессий по всей стране заставил руководство органов НКВД внести некоторые «поправки» в деятельность троек.
21 мая 1938 г. вводилась в действие взамен объявленной ранее новая инструкция по работе троек НКВД, в соответствии с которой аресты следовало проводить не кампаниями или массовыми операциями, а повседневно. При вынесении своих решений тройкам надлежало руководствоваться правами, предусмотренными положением об Особом совещании, и выносить следующие административные решения: заключение в лагеря НКВД на срок до пяти лет, высылка из крупных промышленных городов в нережимные местности в пределах области, края на срок до пяти лет. Осужденные на срок менее трех лет направлялись в местные ИТК. Устанавливался 15-дневный срок ведения следствия и рассмотрения дел на тройках.
Рассмотрение каждого дела тройкой требовалось производить с обязательным вызовом на заседание тройки привлеченного. Если арестованный содержался вне областного центра, то перед отправкой дела на рассмотрение тройки арестованный допрашивался начальником горрайотдела милиции совместно с прокурором под протокол, который приобщался к делу, а арестованный на тройку не вы-
По рассмотренным на тройках делам велся протокол, в котором указывались все собранные материалы, краткое объяснение аресто-
зывался.
141
ванного, когда и за что задержан, где содержится под стражей и все, что выявила тройка. В заключительной части указывалось, какая и кому предлагалась административная мера и с какого числа считается начало ее срока.
Наряду с тройками в течение 1937 и 1938 гг. активно работала так называемая двойка, официально именуемая Комиссией НКВД и Прокурора СССР. Эта комиссия создавалась специально для того, чтобы упростить уничтожение людей, арестованных в порядке проведения массовых операций.
Комиссия НКВД и Прокурора СССР вынесла решения о расстрелах десятков тысяч советских граждан. Только 29 декабря 1937 г. Ежов и Вышинский, рассмотрев списки на 1000 человек, осудили к расстрелу 992 человека, 10 января 1938 г. рассмотрели списки на 1667 человек, 14 января — на 1569 человек, 15 января — на 1884 человека, 16 января — на 1286 человек, 21 января — 2164 человека69.
Всего за время репрессий 1937-1938 гг. было издано свыше десяти основных оперативных приказов и циркуляров НКВД, определявших потенциальных жертв и порядок проведения репрессий. Помимо приказов, являвшихся основополагающими документами, по линии НКВД СССР также издавались всевозможные инструкции и прочие оперативные документы, касавшиеся проведения репрессивных акций.
Одновременно по линии прокуратуры были даны соответствующие указания, согласно которым прокурорские работники не только не должны были препятствовать репрессивной деятельности сотрудников органов госбезопасности, но даже оказывать им посильное содействие. Шифротелеграмма прокурора СССР А. Я. Вышинского № 973/ш/19723 от 7 августа 1937 г. предписывала всем прокурорам союзных и автономных республик, краев, областей, автономных областей, военных округов и железных дорог ознакомиться с оперативным приказом НКВД № 00447 и «активно содействовать успешному проведению операции». Соблюдения процессуальных норм и предварительных санкций на арест не требовалось70.
Все это неминуемо привело к огромным человеческим жертвам и страданиям.
Самым безжалостным органом репрессии на Смоленщине в годы Большого террора стала тройка. Всего тройками было осуждено в области за период с августа 1937 по декабрь 1938 гг. 10 734 человека.
69 Мозохин О. Б. Указ. соч. С. 162.
70 Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим». Секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М., 2003. С. 98-99.
142
За это же время через спецколлегию «прошли» 176 человек, Особым совещанием были осуждены 820 человек, линейным судом — 72 человека.
Апогей репрессий пришелся на сентябрь-декабрь 1937 г. Только за эти четыре месяца всеми органами репрессии было «осуждено» почти 7400 человек! Основную «работу» выполнили тройки.
* Приложение 35
Репрессированная Смоленщина, 1917-1953 гг. Репрессировано тройками с августа 1937 г. по декабрь 1938 г. (10 734 чел.)
Август 1937г.
Сентябрь 1937 г.
Октябрь 1937 г.
Ноябрь 1937 г.
Декабрь 1937 г.
Январь 1938 г.
Февраль 1938 г.
Март 1938 г.
Апрель 1938 г.
Май 1938 г.
Июнь 1938 г.
Июль 1938 г.
Август 1938 г.
Сентябрь 1938 г.
Октябрь 1938 г.
Ноябрь 1938 г.
Декабрь 1938 г.
Всего
о
CD
ю
о
00
ю
см
см
см
со
О
CN
00
со
со
00
СО
CD
О
ю
ю
см
СМ
сч
о
О степени жесткости и жестокости мер репрессии со стороны троек дает представление следующая таблица.
Приложение 36
Репрессированная Смоленщина, 1917-1953 гг. Меры репрессии троек с августа 1937 г. по декабрь 1938 г. (10 734 чел.)
Мера репрессии (кол. чел.)
1937 г.
ИТЛ
Лишение свободы
Расстрел
десять лет
восемь лет
пять лет
Концлагерь
Прочее
Август
167
107
26
5
0
5
0
Сентябрь
319
463
50
0
0
17
0
Октябрь
701
876
17
0
3
33
4
Ноябрь
1084
1494
13
СП
0
50
4
Декабрь
490
1348
93
7
0
55
12
Всего
2761
4288
199
17
3
160
20
143
Мера репрессии (кол. чел.)
1938 г.
ИТЛ
Лишение свободы
Расстрел
десять лет
восемь лет
пять лет
Концлагерь
Прочее
Январь
563
10
1
0
0
0
0
Февраль
174
12
1
4
0
0
0
Март
434
2
1
0
0
2
0
Апрель
6
0
1
0
0
0
3
Май
186
0
0
0
0
2
3
Июнь
1
2
1
1
0
0
1
Июль
25
1
0
1
0
0
1
Август
1
2
0
2
0
0
0
Сентябрь
293
165
54
55
0
10
1
Октябрь
381
496
249
59
3
45
2
Ноябрь
3
5
3
1
0
0
10
Декабрь
1
5
0
1
0
0
0
Всего
2068
700
311
124
3
59
21
В целом такое же соотношение в жертвах различных репрессивных органов имело место и в целом по стране.
В январе 1954 г. министр внутренних дел СССР С. Н. Круглов приготовил для Г. М. Маленкова и Н. С. Хрущева рапорт. Из него следовало, что за 1937-1938 гг. НКВД арестовало более 1,5 млн человек, из них 1 млн 350 тыс. были осуждены, в том числе более 680 тыс. приговорены к расстрелу, 1728 чел. — к 25 годам лишения свободы, 1515 чел. — к 20 годам, 5043 чел. — к 15 годам, 626 534 чел. — на срок до 10 лет, 18 208 чел. — приговорены к ссылке и высылке71.
Из общего числа репрессированных за это время 1 млн 101 тыс. были осуждены тройками НКВД, 135 тыс. — военными коллегиями, трибуналами и судами, 64 тыс. — Особым совещанием72.
71 История сталинского ГУЛАГА... Т. 1. С. 609 (док. 223).
72 Там же. С. 609 (док. 223).
144
И здесь вполне уместным может быть замечание исследователя политических репрессий В. В. Кожинова: «...в 1937-1938 годах... если угодно, расстреливали за то, за что в 1935-м или в 1939-м не стали бы даже арестовывать...»73.
Из рук НКВД попавшим под арест в это время вырваться было весьма трудно. Всего по Смоленской области с июля 1937 г. по 1 января 1939 г. было освобождено органами НКВД, как незаконно арестованных, всего 680 человек74.
При этом арестами только «непосредственных врагов народа» не ограничились. Параллельно изолировались от общества и члены семей «вредителей» и «шпионов».
Оперативным приказом НКВД СССР № 00486 от 15 августа 1937 г. «О репрессировании жен и размещении детей осужденных "изменников Родины"» подлежали аресту жены «изменников Родины, членов правотроцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных Военной коллегией и военными трибуналами по первой и второй категориям, начиная с 1 августа 1936 года»75. Жены подлежали заключению в лагеря на сроки от 5 до 8 лет, их «социально-опасные дети» — в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД или «водворению в детские дома особого режима Наркомпро-сов республик». Женщин с грудными детьми сразу после объявления приговора надлежало без завоза в тюрьму направлять непосредственно в лагеря. Также следовало поступать и с женщинами преклонного возраста. Малолетних детей в возрасте до 15 лет следовало отдельно от матерей размещать в детских домах и яслях Наркомздравов и Нар-компросов республик. Туда же направлять должны были и грудных детей после достижения ими возраста 1-1,5 лет.
Окончание общего кошмара «всеобщей охоты на ведьм» наметилось осенью 1938 г.
Постановлением политбюро ЦК ВКП(б) от 8 октября 1938 г. комиссии в составе Ежова, Берии, Вышинского, Рычкова и Маленкова поручалось разработать в 10-дневный срок проект постановления ЦК, СНК и НКВД о новой установке п8 вопросу об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия. 17 ноября совместным решением СНК СССР и ЦК ВКП(б) такое постановление было утверждено.
73 Кожинов В. В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). История страны от 1901 года до «загадочного» 1937 года. Опыт беспристрастного исследования. М., 2002. С. 322.
74 ГАНИСО. Ф. 6. On. 1. Д. 147.
75 История сталинского ГУЛАГА... Т. 1. С. 277.
145
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.